История России в современной зарубежной науке, часть 3

Анализируя политику «советизации деревни» с помощью ревкомов, Лэндис отмечает, что после «мероприятий» Тухачевского, которые включали в себя взятие заложников, массовые расстрелы, заключение тысяч мужчин, женщин и детей в концентрационные лагеря, пресечение даже элементарного недовольства, нет ничего удивительного в том, что крестьяне предпочли возвращение к «нормальному состоянию». В этом, считает автор, в очередной раз проявилась способность крестьян приспосабливаться к обстоятельствам, легко менять политические пристрастия сообразно «текущему моменту».

Страшные уроки восстания были усвоены не только крестьянами. Утвердившиеся во времена военного коммунизма для всех партийных функционеров любого уровня методы обращения с населением стали «нормой партийной жизни» после прихода Сталина к власти (с. 263). «Сталинская школа воспитания трудящихся» утверждала свои «принципы» именно во время расправы над крестьянством.

В.С. Коновалов

Административные практики в Советской России: Современная французская историография

(Реферативный обзор)

Т.К. Сазонова

В современной франкоязычной литературе, посвященной истории русской революции и СССР, большое внимание уделяется вопросу об административных практиках. При этом предметом анализа становятся методы их изучения, преемственность в административных практиках Российской империи и СССР, перемены, привнесенные в эту область в 1930-е годы в сравнении с предшествующим десятилетием, материальное измерение административных практик, история отдельных учреждений и персоналий.

Специфике функционирования административных учреждений в коммунистических обществах посвящен отдельный номер журнала «Soci'et'es Contemporaines», который называется «Бюрократические игры при коммунистическом режиме» (5). Во введении к номеру социологи Страсбургского университета В. Дюбуа, В. Лозак и Дж. Роуэлл подробно анализируют термины «бюрократизм» и «бюрократический», используемые обычно для характеристики коммунистических режимов, и отмечают, что их употребление часто является политически нагруженным и служит разоблачительским целям. Так, в послевоенный период определение «бюрократический» применялось, с одной стороны, для установления сходства между Советским Союзом и нацистской Германией в рамках «тоталитарной парадигмы», с другой – и в этом отношении эстафетная палочка была подхвачена Соединенными Штатами Америки – с целью разоблачить «советскую модель» и оправдать «западный мир» (5, с. 7). Употребление «бюрократической тематики» в контексте разоблачения тоталитаризма прослеживалось на страницах журналов «Socialisme ou Barbarie» и «Esprit». Таким образом, пишут авторы введения, использование термина «бюрократический» для характеристики режимов в СССР и странах Восточного блока служило доказательством превосходства западной модели – более современной и эффективной (5, с. 8).

Термин «бюрократический» используется в научном обиходе в различных смыслах, обозначая то способ политического господства, то модель организации экономики, то тип функционирования (или же дисфункции) административного аппарата. Оценивая вклад, внесенный в исследование проблемы бюрократизма М. Вебером, Б. Рицци, Д. Бернхемом, М. Крозье и др., авторы предлагают использовать другой подход: рассмотреть взаимодействие терминов «бюрократия» и «коммунизм» в связи с вопросом о способах административного функционирования, свойственных коммунистическим режимам. В центре анализа, таким образом, оказываются «управленческие практики» и «конкретные отношения» (5, с. 11). По мнению авторов, только такой подход позволяет поместить административные учреждения в контекст социальных отношений и отношений власти, а в более широкой перспективе – способствовать «лучшему пониманию социополитических характеристик коммунистических режимов и их особенностей» (5, с. 11).

Документы Политбюро и политической полиции, как отмечают авторы введения, позволяют проследить тоталитарные интенции, но не дают понимания того, каким образом они «вписываются в социальную реальность» (5, с. 11). Вместе с тем знакомство западных исследователей с ранее «запрещенными» архивами принесло им разочарование: воспитанные на западных традициях прочтения архивных материалов, исследователи не обладали «непосредственным опытом» жизни в социалистических обществах, «знанием их шифров и их языка» (5, с. 12).

Авторы утверждают, что для открытия новых перспектив исследования при анализе источников ученый должен интегрировать такие факторы, как «взыскательная критика источников», «изменение и сопоставление масштабов анализа и позиций наблюдения», равный интерес как к «индивидуальным траекториям и социальному составу организаций», так и к «взаимодействию между акторами и учреждениями» (5, с. 12).