Характеризуя значение поэмы «Кавказский пленник», Г.А. Гуковский писал: «Сила этой первой южной поэмы Пушкина в том, между прочим, заключалась, что он свел в ней в органический синтез оба течения русского романтизма и страстный порыв к свободе личности воплотил как в смысле декабристских политических тенденций, так и в смысле эмоциональной обрисовки внутреннего противоречивого единства и независимости свободного потока эмоций человека» (Гуковский ГЛ. Пушкин и русские романтики. М., 1965. С. 323).
83
См.: Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. М; Л., 1956. С. 391.
84
О возникновении «наполеоновской легенды» см.: Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. С. 557—558; Реизов Б.Г. Из истории европейских литератур. Л., 1970. С. 53.
85
«Чудесный жребий» — «жребий» истории, не угаданный Наполеоном, но проявившийся в самом акте его смерти.
86
См.: Томашевский Б.В. Пушкин. — Кн. 1. С. 543—548; Слонимский А. Мастерство Пушкина. М., 1959. С. 41—46; Городецкий Б.П. Лирика Пушкина. М.—Л., 1962. С. 267—270; Журавлева А.И. «Песнь о Вещем Олеге» Пушкина. В кн.: Пушкин и его современники. Псков, 1970. С. 90—100.
87
1
Возможно, именно это обстоятельство вызвало холодные отзывы критики. В «Сыне Отечества» (1825. Ч. 99. № 3. С. 309) было написано: «В ней есть все, кроме пылкости Пушкина и той обворожительной прелести, игривости в стихах, которую мы лучше постигаем, нежели умеем выразить». Однако поэт отнюдь не механически следовал за летописцем, который осуждает язычника Олега, поверившего же язычнику кудеснику («всегда тии глаголют ложь...»). Между тем Пушкин в противовес православно-христианской точке зрения, согласно которой кудесник — колдун, изобразил кудесника древнерусским прорицателем. Пушкин рассматривал язычество как самостоятельный мир, вне соотнесения с православием (христианством), и это позволило ему романтизировать легенду. Для сравнения с пушкинской балладой полезно познакомиться с балладами Н.М. Языкова «Олег» и «Кудесник». См. об этом: Коровин В.И. Легенда о Вещем Олеге в изложении русских романтиков. — «Филологические науки», 2003. № 2. С. 14—25.88
Речь идет о «звезде любви» — Венере. По предположению Д.П. Якубовича, Пушкин использовал мотив из VIII идиллии Биона «К Гесперу» в переводе Н.Ф. Кошанского (Цветы греческой поэзии. М., 1811. С. 97—98, 282). В стихотворении запечатлена вечно юная античная гармония, объединяющая человека с природой, с небесами. Одновременно ясно прослеживается романтическое томление по недосягаемому утраченному идеалу. Поэт В.И. Иванов поставил двойное — античное и романтическое — содержательное наполнение звезды у Пушкина в связь с христианской символикой и отметил, что в средневековых католических гимнах дева Мария называется Stella maris (звезда морей). Но Stella maris также и название Венеры — планеты солнечной системы. Пушкину оба названия были известны: об этом свидетельствует черновик стихотворения «Акафист К.Н. Карамзиной», в котором есть строка «Звезде морей, Небесной деве...». Об антологической лирике Пушкина см.: Грехнев В А. Анфологические эпиграммы A.C. Пушкина. В кн.: Болдинские чтения. Горький, 1976; Кибалъник СА. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. JL, 1990; Малъчукова Т.Г. «Подражания древним», «Эпиграммы во вкусе древних», «Анфологические эпиграммы». — В кн.: Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1990; Ходанен Л А. «Муза», «Редеет облаков летучая гряда...». В кн.: A.C. Пушкин. Школьный энциклопедический словарь. М., 2000.
89
Наиболее полное исследование романтической поэмы проведено В.М. Жирмунским («Байрон и Пушкин». Л., 1978). Некоторые дополнения внесены Г.М. Фрид-лендером (Поэмы Пушкина 1820-х годов в истории эволюции жанра поэмы в мировой литературе: К характеристике повествовательной структуры и образного строя поэм Пушкина и Байрона. В кн.: Пушкин. Исследования и материалы. Т. VII. Пушкин и мировая литература. Л., 1974. С. 100—122). Конфликт в русской романтической поэме подробно рассмотрен Ю.В. Манном («Поэтика русского романтизма». М.; 1976. С. 31—98; Его же. Русская литература XIX в. Эпоха романтизма. М., 2001. С. 37—237).
90
Ср. также: «Она исчезла, жизни сладость, Я знала все, я знала радость, И все прошло, пропал и след».
91
Здесь сразу возникает противоречие: что же послужило причиной «бегства» Пленника — неразделенная любовь или разочарование в «свете»?
92
Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. С. 402. Важно и наблюдение С.Г. Бочарова: «Герой поэмы оказывается в таком положении, что его порывы к свободе не могут прийти в контакт и совместиться с окружающей его свободой горцев. Если последняя — это их реальная жизнь, то первые — это его идеальные устремления» (Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина: Очерки. М., 1974. С. 6).
93
«...Пушкин, — писал Б.В. Томашевский, — явно желал придать герою свои собственные черты». И далее: «...лирическая система романтической поэмы требовала автопортретного изображения», «Пушкин насильственно переносил на себя черты героя современной молодежи» (Томашевский Б.В. Пушкин. Кн. 1. С. 393, 396).
94