Об этом справедливо писала Стефани Сандлер: «Концепция истории в “Борисе Годунове” состоит в том, что причиной последующих событий являются толки об истории. И далее она утверждает: идея Пушкина состоит в том, что “слова, используемые в повседневной жизни для описания событий общественной значимости, сами начинают творить события”» (Сандлер С. Далекие радости. Пушкин и творчество изгнания. СПб., 1999. С. 116). Вместе с тем нельзя не отметить некоторые неточности в интерпретации текста и отдельных выражений и реплик. Так, автор пишет: «Лукавость Шуйского в том, что он говорит об убитом ребенке как о спящем. Шуйский подчеркивает, что царевич как бы казался спящим, и, даже завершая свой рассказ, уверяет царя в том, что Димитрий “во гробе спит”. На самом очевидном смысловом уровне слова Шуйского должны донести до царя: Димитрий выглядел в гробу умиротворенно, как спящий ребенок» (Там же. С. 103). Однако Шуйский лишь хочет уверить Бориса, что царевич мертв: выражение «во гробе спит» по-русски означает «умер», «мертв», а все остальное («спящий», «умиротворенно») не более чем домыслы.
116
Гуковский ГЛ. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.
117
Впоследствии эта прерогатива была отменена, и Пушкин не освобождался ни от обычной, ни от личной цензуры Николая I.
118
Те же мысли волновали и Лермонтова в стихотворении «Смерть поэта».
119
Эти, отчасти утопические, идеи не совпадали с намерениями Николая I, который, устно одобрив гуманные идеи Пушкина, отказал в их публичном, как бы от своего имени, печатном распространении под предлогом неудобства разрешить публикацию стихотворения, в котором провозглашалась хвала ему. Об этом Пушкину сообщил А.Х. Бенкендорф. Возможно, Николай I отклонил публикацию по тем соображениям, что она могла посеять в обществе нежелательные для него надежды, будто он и в самом деле решил вскорости освободить декабристов. Вероятно, и Пушкин держал в уме эту мысль, потому что публикация автором, который недавно с глазу на глаз беседовал с императором, был прощен и приближен к его особе, породила бы в обществе толки, якобы слова о «милости» санкционированы самим Николаем I, подавшим поэту идею, которую он выразил в стихах. Пушкин, видимо, хотел связать Николая I словом, а Николай I не желал быть тем же словом связанным.
120
Существует обширная литература в стихотворении «Арион», как русская, так и иностранная: Глебов Г.С. Об «Арионе». В кн.: Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Вып. 6. М.; JL, 1941. С. 296—304; Благой ДД. Творческий путь Пушкина (1826—1830). М., 1967. С. 153—160; Суздальский Ю.П. «Арион» Пушкина — В кн.: Литература и мифология. Л., 1975. С. 3—21; Смирнов АЛ. Романтическая концепция «судьбы поэта» в стихотворении A.C. Пушкина «Арион». «Вестник МГУ». Серия 9 (Филология). 1987. С. 8—12; Немировский И.В. Декабрист или сервилист? (Биографический контекст стихотворения «Арион») — В кн.: Легенды и мифы о Пушкине. СПб., 1994. С. 168—184; Раскольников Ф. Поэт и политик в пушкинском «Арионе». В кн.: Ф. Раскольников. Статьи о русской литературе. М., 2002. С. 12—20.
121
По поводу строки «Я гимны прежние пою» Д.Д. Благой писал: «Именно эта строка... придает стихотворению все его значение... делает его декларацией верности поэта освободительным идеям...» (Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826—1830). М., 1967. С. 159).
122
См.: Раскольников Ф. Место античности в творчестве Пушкина. — В кн.: Статьи о русской литературе. М., 2002. С. 21—59.
123
Общение Пушкина с любомудрами (см. о них далее, в главе «Поэзия русского романтизма») и их журналом «Московский вестник» продолжалось с 1826 по 1829 г. Любомудры хотели бы видеть в Пушкине «философского» поэта в их понимании (т. е. поклонника и провозвестника идей Шеллинга), создателя «метафизической поэзии», настаивали на разрыве с Дельвигом и Баратынским, которых они критиковали, и на сближении с Языковым. Пушкин ценил поэзию Веневитинова, отметил некоторые стихотворения Шевырева, критические статьи И. Киреевского, но не порвал с Дельвигом и Баратынским. В собственном творчестве он развивал принципы «школы гармонической точности».
124