— Мать-Ведунья зовёт, — объяснил мальчик, присаживаясь рядом с ней на корточки. — Ты что, не слышала Зов? Тоже мне, великая магиня, — добавил он, разглядывая изъеденный попаданиями молний камень. — Можно подумать, враг будет вот так стоять и ждать, пока ты его чуть ли не обнимешь! Детская забава — лягушек пугать!
— Бестолковый ты, братец, — тут же отпарировала Наташка. — Зря тебя мать Эухенья хвалит… Я корректировала баланс — видишь, удары шли по кругу и равномерно: получился как бы узор. Сила есть — ума не надо, а вот ты попробуй добиться точности! А сила, — она пренебрежительно сморщила носик и плавным движением подняла правую руку. — Смотри!
Слепящий голубой зигзаг распорол темноту грота, заставив тьму испуганно съёжиться и спрятаться в узких проходах. Стену рассекла глубокая трещина, словно в скалу ударил невидимый клинок; с шорохом посыпались каменные осколки, звонко щёлкая по граниту. Резко запахло озоном.
— Ух ты… — выдохнул Андрей с явной завистью и одновременно с гордостью — у кого ещё есть такая сестра! — Вот это да…
— А то! Вот только пальцы, — девочка поднесла к губам изящную ладошку и подула на неё, — немного жжёт. Наверно, сбиваюсь на последних тактах заклятья.
— Покажи. Да, — кивнул мальчик, осторожно проведя рукой над протянутой к нему ладонью Наташи, — пять точек на ауре. Ожог тонкого тела, сестрёнка, — не шути с этим. Надо показать Эстрелле, она умеет лечить такие штуки. Лучшая целительница, даром что…
— Помешались вы на этой аргентинке, — съязвила Наташа, отнимая руку. — Только и слышишь: ах, Эстрелла, ах, Эстрелла! Какие глазки, какие ножки! Ты бы сам давно швырял такие молнии, если бы поменьше думал об этой знойной красотке!
— Балаболка, — беззлобно бросил Андрей с видом умудрённого жизнью представителя сильного пола. — Какая ещё красотка — ей всего-то тринадцать лет! Завидуешь, что на тебя мальчишки так не смотрят, а? Завидуешь, сестрица! Эх вы, девчонки…
Наташа хотела было надуться, но вместо этого рассмеялась.
— Один — один, Андрюшка. Ладно, идём, — Мудрая зря звать не будет. Только зажги огонёк, хорошо? Я тут вчера какую-то тварь видела — противн-у-у-ую! До мерзости, — она поёжилась, словно обычная домашняя девочка, боящаяся мышей и пауков, а не юная магиня, только что расколовшая скалу рукотворной молнией. — А ты с этими змеями-многоножками говорить умеешь…
Андрей сложил ладонь лодочкой, и её наполнило ровное голубое свечение.
— Пошли, — сказал он, и ребята проворно юркнули в галерею, ведущую прямиком к верхним ярусам Катакомб — брат с сестрой хорошо знали все закоулки здешних пещер.
…Они очень торопились, и всё-таки оказались последними.
— А вот и сеньор и сеньорита Рохо явились. Наконец-то, — бросила Эухенья. Андрей с Наташей потупились — строгая Мать-Ведунья не давала поблажек никому, даже детям Диего. — Слушайте! — Миктекасиуатль встала и оглядела Зал учеников. — Время пришло.
В Зале собрались лучшие из тех, кого приняли Катакомбы за пятнадцать лет, — их было несколько сотен. Большинство составляли подростки в возрасте от десяти до шестнадцати, хотя были и восемнадцатилетние, и даже те, кому за двадцать. Одеты все они были схоже: джинсы и куртки (это на верхних ярусах тепло, а если спуститься вниз, туда, где камень дышит холодом…), на ногах прочные сапоги (в каменных щелях попадаются разные зверюшки, и далеко не все они безобидны…). Но по-настоящему всех учеников — от самых старших до самых младших — объединяло другое: отблеск могучего сознания, наделённого сверхспособностями; трудноуловимое нечто, именуемое
Среди учеников были представители всех рас, населяющих Третью планету системы Жёлтой звезды: белые, смуглые, бронзовокожие, чернокожие — дар не зависит от цвета кожи. Что есть тело — оболочка, а суть — это Первичная Матрица, та самая душа, о которой знают все религии всех Носителей Разума Познаваемой Вселенной. И слишком часто эти души уносятся во тьму порывами чёрного ветра, и очень труден для них обратный путь — к свету.
Эухенья просматривала ауры людей-индиго. Аура многоцветна, и цвета эти меняются, но главенствующим цветом аур учеников был ярко-синий — поэтому-то их и назвали индиго. «Сколько этих синих цветков погаснет…» — подумала Мать-Ведунья и тут же