Итан и Джоэл Коэны: Интервью: Братья по крови / Сост. Пол Э. Вудс

Излишне говорить, организационных работ понадобилось немало. Поскольку плотно смонтированная сцена снималась в разных местах, в павильонах и на улице, в пригородном Метери, и в доме рядом с Французским кварталом, и в пустующем доме (теперь занятом романисткой Энн Райс), и в Садовом районе, это заняло несколько недель. Трудно вспомнить, какие именно части когда снимались — за одним исключением.

— Мы сожгли дом вечером, когда вручали «Оскаров», — говорит Джоэл.

Возможно, самым сложным планом был момент, когда Лео закатывается под кровать и стреляет. Коэны приподняли декорации примерно на метр над землей, так чтобы камеры были на уровне кровати. Сложно было скоординировать действие и технологию — Финни должен был стрелять из-под кровати, когда дуло «Томпсона» изрыгало огонь, петарды в матрасе взрывались, а воздушная пушка выдувала перья из матраса вниз. Со временем Коэны были удовлетворены, но, когда пленка дошла до монтажной, они обнаружили, что смерть первого автоматчика была недостаточно яркой: не «читалась» петарда (она не взорвалась как следует и не дернула голову бандита) в тот момент, когда Финни убивает его. И они пересняли эту часть.

Более поучительной была судьба второго автоматчика, невольного исполнителя «джиттербага “Томпсона”». Не один, а целых два человека играли бедную жертву, чей продолжительный танец смерти все еще вызывает тихую радость авторов, когда Коэны месяцы спустя просматривают его в монтажной. Старр отрабатывал планы, снятые спереди, но съемки сзади потребовали крепкого каскадера Джерри Хьюитта.

— «Томпсоны» — тяжелые автоматы, — поясняет Джоэл Коэн. — Такой нелегко удержать, когда он стреляет и брыкается, тем более когда на спине взрываются петарды.

— Это трудно, — соглашается Итан. — Нужно показать весь этот язык тела, когда в тебя попадают пули. Именно танец передает попадания.

О, этот танец!

— Мы всегда знали, что хотим это сделать, — говорит Итан.

— Все время придумываешь такое, что хочешь добавить в сцену, — говорит Джоэл. — Он стреляет в люстру, в картины, в пальцы ног. Во всякие веселые штуки. Очень было весело отстреливать пальцы. Единственное, что жалко, — слишком быстро все проходит, почти не успеваешь разглядеть. Это ключевой момент.

В процессе подготовки к этой сцене братья Коэн стали экспертами в области автоматов Томпсона; несколько штук их они раздобыли для фильма. Хотя они были очарованы скорострельностью автомата (при наличии достаточного боезапаса этот монстр способен выплевывать 800 пуль в минуту), им пришлось бороться с его привычкой заклинивать — недостатком, повлекшим многочисленные пересъемки.

Впрочем, в целом они сочли автомат Томпсона стоящим выбором.

— Он невероятно громкий, и он вибрирует, — с любовью говорит Джоэл. — Видно, как он вроде позвякивает. В целом ощущения очень убедительные.

Даже Финни захватила «томпсономания». К концу отрезка, когда Лео идет по улице, стреляя по удирающему автомобилю, Финни приходилось сохранять невозмутимый вид, в то же время контролируя это мощное оружие. В качестве дополнительного вызова Коэны установили за ним ведро, чтобы посмотреть, сколько гильз он сможет туда отправить.

— Он выдал весьма высокий процент, — говорит Итан, и Джоэл складывается от хохота. — В смысле техники он очень хороший актер.

Виртуозное владение Финни автоматом позволяет закончить всю последовательность изящным росчерком. Но что действительно определяет сцену, это «Дэнни-бой». Коэны завербовали ирландского тенора Фрэнка Паттерсона — он играл певца в «Мертвых» Джона Хьюстона, — чтобы исполнить эту песню. После того как сцена была смонтирована, Паттерсон с оркестром отправился в студию и смотрел на монитор, чтобы иметь возможность соразмерять ритм песни с растущим числом трупов. В конце, когда Финни с огрызком сигары во рту удовлетворенно вздыхает, глядя, как последние из нападавших погибают в огне, музыка вспухает старосветской слащавостью: «...я с миром буду спать... пока ты не придешь... ко мне-е-е-е-е-е-е!» — очаровательно издевательский комментарий к недавнему «джиттербагу “Томпсона”».

В погоне за шляпой (Ричард Т. Джеймсон)

Лед падает в толстодонный стакан: холодный, жесткий, ощутимый. Первый образ в «Перекрестке Миллера» достигает наших ушей раньше, чем глаз, но это тем не менее образ. Том Риган (Габриэль Бирн) пересек комнату, чтобы смешать себе выпить. Не то чтобы мы наблюдали его переход, не то чтобы мы уже знали, что он Том Риган, и не то чтобы мы видели его ясно сейчас, когда он разворачивается и направляется назад через комнату — молчаливая, размытая тайна на краю чужого крупного плана. И все же он — ходячая история, и его неспешное, периферийное продвижение, из глубины на среднюю дистанцию, а затем за границу кадра тоже история, лишающая влияния взятого крупным планом Джонни Каспара (Джон Полито), который пришел настаивать, что довольно иронично, на своих территориальных правах.