Читаем Итоги современного знания полностью

Такимъ образомъ, передъ нами снова являются вс его воззрнія, и въ этой книг найдется не мало любопытнаго для того, кто желаетъ уяснить себ ходъ и складъ этихъ воззрній. Но мы не объ этомъ хотимъ говорить. Естественно, что, издавая книгу, написанную боле сорока лтъ назадъ, Ренанъ долженъ былъ задать себ вопросъ: насколько сбылись его предсказанія? Какъ и въ чемъ наука оправдала надежды, которыя онъ на нее возлагалъ? Въ предисловіи онъ старается отвтить на эти вопросы. Сперва онъ ршительно заявляетъ, что его вроисповданіе осталось неизмннымъ. «Моя религія», говоритъ онъ, «все та же — прогрессъ разума, т. е. науки» [3]. И такъ, наука признается имъ какъ-бы единственнымъ и полнымъ воплощеніемъ человческаго разума. Потомъ, онъ указываетъ на нкоторыя частныя поправки, которыя онъ долженъ былъ сдлать въ своихъ первоначальныхъ мнніяхъ. Наконецъ, онъ начинаетъ разбирать успхи наукъ за это долгое время и доказываетъ, что онъ не обманулся въ своемъ юношескомъ поклоненіи, что его чаянія подтверждены научнымъ движеніемъ, съ тхъ поръ совершившимся.

«Когда я пытаюсь свести балансъ всего, что оказалось химерой въ мечтаніяхъ, наполнявшихъ меня полвка назадъ, и всего, что осуществилось, признаюсь, я испытываю довольно живое чувство нравственной радости. Въ итог я былъ правъ. Прогрессъ, за исключеніемъ немногихъ разочарованій, совершился по тмъ самымъ линіямъ, которыя я тогда себ воображалъ» (стр. XII).

Попробуемъ же, слдуя за Ренаномъ, обозрть научные успхи за послднее пятидесятилтіе и посмотримъ, чему онъ такъ радовался.

V

Науки естественныя

Ренанъ говоритъ сперва о наукахъ естественныхъ. потомъ о наукахъ историческихъ и вспомогательныхъ имъ наукахъ филологическихъ и, наконецъ, о наукахъ политическихъ и соціальныхъ.

Науки естественныя стоятъ впереди, конечно, потому, что въ наше время он играютъ роль «первой философіи», составляютъ какъ-бы ученіе объ основахъ всего существующаго. Ренанъ съ удовольствіемъ замчаетъ, что онъ, въ сущности, всегда былъ эволюціонистомъ въ своей области, въ пониманіи «произведеній человчества, языковъ, письменъ, литературъ, законодательствъ, соціальныхъ формъ». Поэтому, водвореніе эволюціонизма въ ученіи о произведеніяхъ природы, начавшееся съ Дарвина, только подтвердило предчувствія Ренана, было только распространеніемъ его воззрній. «Я имлъ врный взглядъ на то, что я называлъ происхожденіемъ жизни (les origines de la vie). (Такъ формулируетъ онъ уже свои самыя начальныя научныя убжденія). Я хорошо видлъ, что и въ человчеств и въ природ все длается, что творенію нтъ мста въ ряду слдствій и причинъ». Естественныя науки съ тхъ поръ совершенно утвердили и окончательно развили это пониманіе міра. «Предметъ нашего познанія», говоритъ Ренанъ въ вид заключенія, «есть нкоторое громадное развитіе, котораго первыя, едва, уловимыя звенья даются намъ космологическими науками, а послдніе предлы представляетъ собственно такъ называемая исторія» (стр. XIII).

Если таковъ итогъ успховъ естествознанія, то, какъ мы видимъ, онъ весь содержится въ томъ, что идея «развитія» замняла собою идею «творенія». Въ чемъ состоитъ противоположность этихъ двухъ идей, и точно ли он противоположны, если брать ихъ въ ихъ широкомъ смысл, объ этомъ не разсуждаетъ Ренанъ. Въ исторіи и въ природ, по его выраженію, все длается. Это очень неопредленно; едва-ли бы онъ согласился сказать, напримръ, что все длается само собою, или что ни въ природ, ни въ исторіи не возникаетъ ничего новаго. Намъ очень мало сказано, если сказано только, что происходитъ «нкоторое громадное развитіе». Развитіе по самому своему существу должно имть и направленіе и цлъ. Почему намъ не скажутъ, нашло-ли ихъ естествознаніе? По крайней мр, искало-ли оно ихъ и ищетъ-ли теперь?

Ренанъ нисколько не останавливается на подобныхъ разсужденіяхъ. Но, вмсто того, онъ, вслдъ за приведенными словами, длаетъ замчаніе, изъ котораго все-таки видно, въ какую сторону клонятся его мысли. Именно, онъ замчаетъ, что успхи естествознанія принуждаютъ его сдлать нкоторую поправку въ мнніяхъ, выраженныхъ въ его юношеской книг.

«Подобно Гегелю», говоритъ онъ, «я ошибался въ томъ, что слишкомъ утвердительно приписывалъ человчеству нейтральную роль въ мірозданіи. Между тмъ, возможно, что все человческое развитіе иметъ столь же мало значенія (n'ait pas plus de cons'equence), какъ плсень или лишаи, которыми покрывается всякая влажная поверхность».

Вотъ какое воззрніе составляетъ новое пріобртеніе Ренана! Вотъ къ чему онъ приведенъ своими изысканіями и наблюденіями надъ развитіемъ «языковъ, письменъ, литературъ, законодательствъ, соціальныхъ формъ», и съ чему гораздо ясне пришли будто-бы космологическія науки!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука