Юрий Дроздов. Начальник нелегальной разведки

Что ж, «голова» — высшее чиновничество — гнила, приближая крах первого в мире социалистического государства. И вот потрясающий пример, приведённый нам одним из тогдашних сотрудников резидентуры:

«Дроздов терпеть не мог, когда приезжал Громыко. Тогда в миссии сразу выключали один лифт — он был теперь исключительно для Громыко, а все остальные вынуждены были пользоваться оставшимся лифтом, и не всегда его можно было дождаться, и не каждый туда мог впихнуться. А ведь в здании этом располагались и квартиры сотрудников! Однажды как-то Юрий Иванович прогнал кого-то из „команды Громыко“ пешком по лестнице, сказав: „А теперь представь себе, что женщина идёт и тащит коляску с ребёнком, благодаря вам!“ Это справедливо было! Не надо думать, что Дроздов просто „сорвал зло“ на каком-то клерке — он прекрасно понимал, что это будет доложено министру».

А насчёт напоминаний о 37-м годе… Дроздов же не требовал немедленного ареста подозрительного дипломата и последующего его расстрела в подвале Представительства! Как объяснял Юрий Иванович, нужно-то было немного: «Мы просили только одно, мы просили отозвать его. На что у Министерства иностранных дел, наверное, не хватило решимости»[190].

Конечно, брошь с бриллиантами была платой не только «за должность», но и за время пребывания на этом посту.

Далее и продолжать не будем.

А вот Дроздов — продолжал. Вопреки указаниям и откровенному запрету он всё-таки продолжал свою «работу по Шевченко»:

«Я не выполнил требования Центра прекратить наблюдение. Каждый раз, когда поступали данные о Шевченко, в том числе и из американских кругов, мы хладнокровно и методично направляли их в Центр. В управлении внешней контрразведки, в подразделении О. Д. Калугина, их принимали не весьма охотно: надо реагировать… Центр и МИД, увы, медлили, не верили»[191]

.

И медлили они преступно долго.

Вспоминает Сергей Иванович — называть его можно, так как он работал в прямом подчинении Шевченко и был «засвечен» своим шефом перед американцами, что называется, «от и до»:

«Вот насколько Юрий Иванович был аккуратный и тонкий человек! 11 октября 1977 года у Шевченко был день рождения — а мы уже знали о его предательстве, и Дроздов сказал мне как его подчинённому: „Поздравь, подарок ему подари от нас, обними его!“ — „Нет, Юрий Иванович, я не могу — после всего этого!“ — „Что значит — нет? Это приказ! Ты что!“ Нужно было его успокоить…»

Процесс «успокоения» — точнее, согласование вывода изменника в Союз — тянулся долгих полгода, на протяжении которых Шевченко продолжал добросовестно работать на своих «хозяев» из Лэнгли.

Сергей Иванович продолжает свой рассказ (кстати, информация уникальная — этих подробностей нигде ещё не было):

«На Шевченко уже материалы были… В конце концов Андропов на Политбюро сказал, что он предатель и у нас есть достоверная информация, на что Громыко заявил: „Знаю я вас, чекистов! Если вы кого-то невзлюбите, то вы не успокоитесь, пока его не сживёте со света!“ Тем не менее договорились. Но там-то не арестуешь, надо было под какой-то „легендой“ его вытащить в Москву — и наконец вызвали, якобы для подготовки очередной сессии ООН.

Он уже был готов ехать. А у нас при входе в миссию, в Представительство, было нечто типа прихожей — там висел большой герб Советского Союза и там „техника“, естественно, стояла — телевизионная камера. В этой „прихожей“ с Шевченко столкнулся человек, который приехал из Москвы, „чистый“ дипломат, с которым они вместе работали. „О, ты из Москвы? А я в Москву собираюсь!“ — „Да-да, давай, собирайся!“ Приехавший товарищ, разумеется, не знал, почему Шевченко вызывают, но краем уха слышал, что его ругать будут… „Ты знаешь, зачем поедешь?“ — „Да, подготовка к сессии“. — „Ага, тебе ту подготовку в задницу будут вставлять за твои дела!“ Всегда же приятно выказать осведомлённость! В общем, в МИДе какой-то слух прошёл, хотя конкретно ничего не знали… Но Шевченко понял — и тут же ушёл. И если бы не вот эта встреча — его бы вывели».

Сейчас нередко приходится слышать про «всевластие КГБ» и всё прочее. Если бы таковое действительно было, то Шевченко без всяких проблем возвратился бы в Москву и занял полагающееся ему место в Лефортове. А так…

«31 марта 1978 г., в пятницу, посол сбежал вниз по лестнице на три пролёта, отделявших его апартаменты от этого помещения (конспиративной квартиры ЦРУ. — А. Б.), и ворвался в убежище. Он сказал, что получил телеграмму с приказом вернуться в Москву, но ехать туда не хочет. В течение 27 месяцев он шпионил на ЦРУ и теперь заявил, что готов стать перебежчиком»[192].

Дроздов, однако, называл другой временной промежуток: «Бесспорно, предательство Шевченко, который за 32 месяца добровольного, инициативного и сознательного сотрудничества с ними нанёс нашей стране большой ущерб, было большой удачей американских спецслужб»[193].

Разведки обычно стараются «преуменьшать» время работы на них агента, чтобы противник предполагал меньшие масштабы ущерба, им понесённого.