Юрий Ларин. Живопись предельных состояний

Машинописный текст ларинской программы, посвященной наброскам, у Алексеевой-Штольдер сохранился. Озаглавлен он был довольно казенно, как и полагалось в благоприличном учебном заведении: «О методике преподавания наброска на младших курсах отделения промышленной графики». Но содержание оказалось живым, логичным, убедительным. А некоторые установки вообще противоречили принятой тогда педагогической схеме, устроенной по принципу «забудьте все, что вам мерещилось до прихода в наши классы». Например, в программе у Ларина присутствовал пункт, который подразумевал акцентированное внимание преподавателя к доучилищному прошлому его воспитанников:

Как правило, поступившие на первый курс уже обладают какими-то навыками в области наброска. Их интересы в какой-то мере сформировались. Одни любят рисовать животных, другие людей, третьи увлекаются пейзажем и т. д. Точно так же учащиеся сами, может быть, того не подозревая, склоняются к тем или иным средствам выражения, пластическим приемам. Очень важно сразу же познакомиться с тем, что ребята делали до училища, изучить их интересы. Дальнейшая работа должна вестись с учетом увиденного.

Увлеченность – ключевое слово для всей этой «методички». Ларин предлагал учить так, чтобы не отбить охоту, азарт, тяготение. Он был уверен, что это, по сути, единственный способ вырастить художника, не превратив его просто в квалифицированного ремесленника.

Я давал по этой программе отдельные задания на ритм, соподчинение, контраст, приводил примеры. Говорил: «Ребята, возьмите московские подворотни в пределах старой Москвы. Задание – главное и второстепенное. Один вариант, когда главное на переднем плане, другой – когда главное позади. Какими средствами можно воспользоваться, чтобы это выразить?» Или: «В театре, люди слушают оратора. Что главное, что второстепенное? Есть такое понятие „пропущенный план“. Много людей впереди, но они несущественны – это и есть пропущенный план. А вот на трибуне – самое главное. Может быть еще и третий план». Напридумывал очень много упражнений, которые увлекали ребят и были понятны. Я заметил, что такой подход намного интереснее. Главное, мои студенты поняли, что рисунок – это не срисовывание, а композиция…

Спустя десятилетия Наталья Алексеева-Штольдер об этой программе отозвалась так: «В ней нормальным, человеческим языком описаны сложные, глубоко профессиональные вещи».

Студент того же курса Сергей Любаев (он после училища закончил Московский полиграфический институт и стал известным книжным художником) подтверждает: уроки Ларина в части быстрого рисования много значили, заставляли работать головой одновременно с моторикой руки – а лучше с опережением. «Он говорил, что мгновенный рисунок, схватывание сути – это и есть искусство рисования. Каждую неделю он давал какие-то задания – например, смотреть, как на разных людях сидят головные уборы. Мы приносили такие наброски, смотрели, обсуждали». Те давние упражнения Сергей Викторович расценивает как необходимую для себя профессиональную базу:

До сих пор много рисую с натуры – в поездках, путешествиях всегда носишь с собой альбомчик в кармане. Это не фотоаппарат, сейчас только ленивый не «фоткает», а набросок делается в первую очередь в мозгу.