Юродивый: путь звездного воина

Как редко вспоминают люди о тех, кто почти всегда находится рядом с ними, о тех, кто хранит и предостерегает их от напастей, тех, кто переживает за них пуще родных матерей. Когда человеку хорошо он думает только о себе любимом, когда человек в веселье – думает о друзьях-подругах, когда в тоске – думает о родных и близких, и только в минуты опасности он иногда вспоминает о своём незримом хранителе, умоляя спасти и сохранить свои душу и тело. Но стоит беде миновать, как неблагодарный, он, мигом забывает того, к кому только что взывал с мольбами, списывая чудесное избавление на свою личную удачливость. И как редко человек задумывается, а каково его заботливому хранителю, и уж совсем не задаётся вопросами «А что хочет его ангел? О чём думает? О чём мечтает?». Человеку абсолютно плевать на…

– Ну, хватит нудить, Эхнафаил, – перебил я очередной занудный монолог ангела в нескончаемой череде его занудных монологов. – Мёртвого достанешь. Я же тебе сказал, что мы возвращаемся в Твердск, вот только ещё небольшой крюк сделаем. Подберём подарок соответствующий.

В бродячей форме одежды, с котомкой через плечо и посохом в руке, маршировал я по лесной тропинке курсом на северо-восток, спеша на знаменитую Сорокунскую ярмарку, куда однажды в семестр съезжалась куча всяко-разного народа со всего света.

Маршрут был выбран мной короткий и безлюдный. За этот последний месяц (или полтора, или два) скитаний наши отношения с Эхнафаилом, мягко говоря, стали натянутыми. Последнее время мы редко разговаривали друг с другом, а чаще ругались. Ангел никак не мог простить мне «побега» из древлянского княжества, а точнее от прекрасной княжны, и все мои доводы называл «играющим в одном месте детством, мальчишеством и ребячеством» (хотя я не видел разницы между этими понятиями, но Эхнафаил настаивал, что именно так оно и есть).

Я пытался игнорировать его частое нытьё, но, бывало, взрывался и тогда мы долго выясняли отношения на повышенных тонах. Благо если подобные «разборки» проходили вдали от посторонних глаз, а если, как, например, в последний раз, я не сдержался и начал высказываться по поводу его язвительных замечаний прямо посреди деревни, аккурат напротив деревенского «Дома культуры», то бишь единственного на всю округу кабака. Столько народу стало свидетелями моего «умопомрачения», когда я ни с того ни с сего вдруг стал ругаться якобы сам с собой и выразительно жестикулировать руками. Хорошо хоть слухами земля полнится, а слухи обо мне, о Ковальке-юродивом (и гораздо реже Вещем Глебе), были не только сильно преувеличенными, но местами и правдивыми. Я имею в виду тот подпункт, где меня припоминали странным юродивым пареньком, не однажды слышавшим глас с небес. Благодаря такому имиджу меня в таких ситуациях не трогали, и с расспросами, а что ещё приятнее, с медицинской помощью, ко мне не лезли. Знали кто я, и чего от такого можно ожидать.

В этот раз проведение нашей очередной «семейной ссоры», слава богу, выпало на забытые прославленным мной богом, дебри Тарачарской пущи.

– Вот-вот, правильно, мёртвого, – с «язвой» в голосе пролепетал ангел. –

У меня такое предчувствие, что скоро случится что-то весьма скверное, а ты меня абсолютно не слушаешь. Ну откуда, скажи на милость, у ангелов паранойя?! Параноить «привиллегия» людей! Ты просто…

– Да, я уже задолбался слушать какой я чёрствый, дубинноголовый, евнухоподобный кретин, – в сердцах выпалил я. – Ты уже месяц мне «проедаешь плешь» своими поучениями. И ещё хочешь, чтобы я опосля всего этого женился? Нет уж, спасибо.

– Дурак ты Глеб, а ещё Вещи-ий,

– с ехидцей протянул Эхнафаил. – Столько сил было вложено, и всё пустить прахом. Софья тебя наверняка уже и позабыла. Зажигает где-нибудь на местном курорте со Светозаром.

Не знаю почему, но напоминание о молодом воеводе меня окончательно вывело из себя.