Ив Сен-Лоран

Чем больше проходило времени, тем больше страх утверждался в своих правах. Единственный способ избежать его — это все еще принадлежать ему. В двадцать один год Ив присоединился к царству обреченных, проглотив тот же яд, что позволял царствовать Диору, доставляя ему самые большие удовольствия и самые большие страдания. «Ив шалун, он лукав, как некогда господин Диор», — говорила одна из «бывших» с авеню Монтень, Мишелина Зиглер, которая присутствовала при первых шагах Ива, когда он оформлял витрины бутика. Но были и отличия. «Господин Диор был сдержанный человек. Он принимал себя таким, какой есть: толстый, гомосексуалист, суеверный. Единственной тревогой были его коллекции». Работавшая у Ива Сен-Лорана с 1962 года и ушедшая в начале 1970-х, после ссоры с Пьером Берже, она признала: «Господин Диор был задет войной и бедностью. Ему нравился буржуазный комфорт. Ив — человек без корней. Он один мог восстать против всех, он бескомпромиссен по отношению к своим творениям и в то же время более уязвим…» Единственное беспокойство Ива — это его собственное состояние. Продавщицы замечали врача, который приезжал для «уколов» хозяину. Он знал, что такое бесконечные сны, длившиеся секунду. Он любил книги, какие культурные люди находили идиотскими. Специалисты его утомляли. Ничто его не вдохновляло. Что-то его убивало. Он был всегда на грани!

До каких пор он еще будет играть роль наследника? Раньше его называли «застенчивым», как называли «эстетами» гомосексуалистов. С начала 1960-х начали говорить «невротик»: психоанализ захватывал глянцевые журналы. «Я нахожусь в середине жизни. Принять переход от подросткового возраста к зрелости не так легко». Кто он? Достаточно стар, чтобы стать молодым, и достаточно молод, чтобы не бояться когда-нибудь стать старым. У него почти не было времени жить. Исчезнуть в тени нестерпимой свободы, когда не выстраивают каждую минуту. Или рычать, как дикий зверь, в золотой клетке, решетки которой все еще защищали его от холода, солнца и самого себя. Ему всегда приходилось придумывать: новые убежища, другие «блестящие театры»… Для публики он стал брендом, для своего Дома — знаменитым именем. Но кого он боялся больше всего? Других? Своего одиночества? Окруженный людьми, он задыхался. В одиночестве он тонул. Он искал любое препятствие, словно собирался вступить в бой с крупным врагом.

Черный — это тоже цвет

28 июля 1976 года Ив Сен-Лоран представил свою коллекцию Высокой моды в Императорском салоне отеля Intercontinental. До этого презентации проходили на авеню Марсо. Впервые в истории модное дефиле представлялось как спектакль. Это событие дало начало целой школе. Фаворитка модельера несла на себе сердце из фальшивого рубина, которое впервые появилось на первом дефиле на улице Спонтини. Висевшее в комнате Ива возле распятия, оно было отдельно доставлено водителем в «роллс-ройсе» сумеречного цвета, в обувной коробке. В коллекцию

Opéra-Ballets russes входило сто десять моделей. Сен-Лоран сказал позже об этой коллекции: «Возможно, не самая лучшая, но, безусловно, самая красивая».

В сорок лет этот человек вновь обрел свое царство теней. Что-то толкало его все исследовать, чувствовать, искать те истины, «которые пересиливают смерть, не позволяют бояться ее и почти заставляют ее любить» (Марсель Пруст). На этом дефиле-спектакле впереди всех вышла, как призрак, загадочная дама в черном, сверкавшая блеском золотых пластинок, — актриса Дейл Хэддон[654]

. Ив позировал, обнимая ее, для лорда Сноудона в своем саду на улице Вавилон. Они выглядели как двое влюбленных.

В этом сезоне полумесяцы с голубыми камнями и широкие серьги, где золотые нити переплетались с наплывами зеленого и красного жемчуга, не имели никакой другой цели, кроме как украсить и прославить женщину-кумира. Однако кумир излучал странный свет. Все грохотало. Все звенело. Красный атлас налетал на парчу, расшитую оранжевым и золотым. Бордовый фай — на изумрудный крепдешин.

Все было наэлектризовано. Эта женщина была не идеальна, но слишком красива, слишком одинока, слишком божественна. Она делала шаг вперед, проходила всю сцену, поворачивалась и исчезала, точно ее засасывала пустота, в то время как другая шла за ней и уже наступала на ее тень.

В этот день Ив Сен-Лоран дарил публике свои видения, которые примиряли Париж, дьявола и женщину. «Я хотел повеселиться, чтобы вылезти из-под ярма, в какое сам себя впряг. Я хотел дать женщинам возможность создать универсальный гардероб. Когда я одевал их, как мужчин, в блейзеры и брюки, это соответствовало практической повседневной жизни. Но в какой-то момент мне захотелось фантазии. Я устал от моды, мурлыкающей и переполненной серьезностью, что парализует ее».