Ив Сен-Лоран

Пьер Берже предпочитал большую гостиную, казавшуюся оживленной, даже когда в ней было тихо. Наверное, это из-за книг, они заполняли гостиную, точно это кабинет любителя чтения в отпуске. Здесь можно было найти переплетенные собрания сочинений Жюля Верна и Анатоля Франса, как, впрочем, и «Одиночество сострадания» Жана Жионо, словарь рифм или «Глупости» Жака Лорана, стоявшие на полках из темного дерева рядом с рисунками Ива Сен-Лорана — один из них полон змей. Этот дом назывался «Дар-эс-Саада», что означало «Дом счастья». Столовые салфетки из сиреневого льна. Ив часто писал в своей голубой комнате, похожей на бассейн, гулял в белых хлопковых брюках и курил сигареты Kool. Он рисовал Лулу в тюрбане, бородатого Пьера и карикатуры на себя. В саду Пьер Берже увековечил его своей фотокамерой Olympus. Иногда он умел грубовато, своим сухим восклицанием «Ив!» призвать к тишине расшалившихся школьников. Знак присутствия и большой любви. «Они еще были тогда счастливы», — вспоминал фотограф Пьер Була, все же немного удивленный, что пара обиделась, не понимая, почему он не мог сдать свой билет и остаться ужинать с ними вечером. Ив позировал на фотографии, лежа как одалиска, с его инстинктивной способностью становиться единым целым с окружающей обстановкой, как женщины со своими платьями. «Молчание одежды — это когда тело и одежда становятся одним целым; когда совершенно забываешь, что на тебя надето; когда одежда не говорит с тобой, то есть нигде не цепляется; когда чувствуешь себя комфортно как одетым, так и голым».

1974–1976 годы стали периодом накопления: Ива всегда привлекали противоречивые миры, он чувствовал, что тиски сжимали его и мешали жить всеми мирами одновременно, потому как он испытывал свои страсти в полном объеме, до крайности. Внутри одно сталкивалось с другим. Стиль зазу[649] и фильм «Мадам де…», отшельник и царица Савская. Два мира отныне были неразделимы, они дополняли друг друга, отталкивались друг от друга и снова страстно соединялись. Как раз в его моде они находили свое оправдание. С одной стороны, женщина-андрогин, с другой — роковая женщина, богиня мести, которая проявилась в летней коллекции 1974 года в канареечно-желтом креповом платье, сфотографированная Ги Бурденом. Вот опять, как и раньше, в его работе реальность и мечта сливались. Он теперь «последний кутюрье», кто видел в женщинах королев. «Его женщины не только хорошо одеты, они героини», — заметил журнал Vogue[650]

. Долгое время одевая их двусмысленность, он теперь изображал их как любовниц, светских львиц, для которых сжигались замки во имя любви. С гомосексуальным лиризмом он хотел вернуть им все, чем они пожертвовали в своей борьбе: фантазию расходов, удовольствие видеть, как мужчины «разоряются» ради них, как в те дни, когда гостиные были посвящены их платьям, предметам желания и ревности, а опера — их страстям. «Без красивого туалета и удовольствия жизнь глупа», — пелось в старом ревю «Париж забавляется». Он занимался Высокой модой неистово, в дорогой и декадентской манере. Но что такое деньги для мужчины, любившего обреченного кумира, создав свою невозможную любовь, чтобы оправдать боль от жизни?

Эта философия жизни по следам учителя окончательно ставила его над сомнениями, над людьми, над случаем, с риском быть отрезанным от мира и от жизни, потому что ностальгия по Диору, тяга к театру и выдумке делали его ежедневный контакт с реальностью все сложнее. Этот человек, который боялся в одиночку летать на самолете, инстинктивно выбирал тех, кто мог бы представлять его перед людьми, женщин с внешностью эфеба, похожих на него. «До Ива у меня был комплекс больших плеч. После встречи с ним все стало прекрасно». За десять минут бывшая неаполитанская модель Марина Скиано[651], Бетти в виде брюнетки с красными губами, стала исполнительным вице-президентом Сен-Лорана в Соединенных Штатах и занималась отношениями с прессой, рекламой, контролировала двадцать три лицензионных соглашения и пятьдесят пять бутиков Rive Gauche. По телефону ей часто говорили «месье» из-за очень низкого голоса. До этого Марина управляла нью-йоркским мужским бутиком на Мэдисон-авеню. «Все приходили туда, Энди, Тони Перкинс

[652], шикарные, чернокожие, и много женщин, одетых в шелковые рубашки Мао и черные брюки». Она познакомилась с Ивом, когда пришла на коктейль с Фернандо. «Это был июльский вечер. Он был весь в белом. Доброта и вежливость запомнились мне навсегда, — вспоминала Марина. — Эта странная ночь среди цветов была похожа на спокойную часть фильма „Внезапно, прошлым летом“[653]. За исключением, что это было не прошлое лето…» В Нью-Йорке Ив чувствовал особую свободу. «Он был похож на ребенка, у которого никогда не было при себе денег!» — говорила Марина. Они обедали с Миком и Бьянкой Джаггер, Сильваной Мангано в ресторане Pearls

или Jardin. «В жизни Ива это был самый здоровый период», — подытоживала она.