Читаем Ив Сен-Лоран полностью

Количество альбомов с фотографиями значительно вырастет в будущем, но, как ни парадоксально, самые красивые фотографии уже принадлежали прошлому: Аведон, Хорст, Бурден, Сиефф, Ньютон, который продолжал оформлять рекламные каталоги для Rive Gauche, или, например, Дэвид Сайднер[791], постановочно снимавший в довольно живописных композициях праздничные приемы Ива Сен-Лорана. Фотографировать смокинг Сен-Лорана, не зная того, что предшествовало ему, это все равно что войти в кинотеатр в середине фильма. Но настоящей преемственности не было, и это в тот момент, когда создатели моды начали публиковать престижные каталоги и формировать отношения с новым поколением фотографов: Рей Кавакубо[792]

и Петер Линдберг[793], Ёдзи Ямамото[794] и Ник Найт[795]
, «Сибилла»[796] и Хавьер Вальхонрат[797], Ромео Джильи[798]
и Паоло Роверси[799]. Хельмут Ньютон следил за всеми коллекциями Сен-Лорана с 1962 года, не пропуская ни одной, и был последним из фотографов, кто действительно интересовался тканью, черным цветом, покроем и работал со смирением, чего иногда не хватало некоторым организаторам фотосессий, больше заботившимся о себе, нежели о деле. Но и он не избежал молний из модного Дома. Он пошутил: «Я помню тот день, когда я оказался в офисе Франсин Крессан, главного редактора журнала Vogue. Пьер устроил настоящий скандал, потому что ему не понравилась серия моих фотографий. Я снял трубку телефона и закричал: „Пьер, я же не говорю тебе, как делать шмотки…“» — и добавил: «Он мне очень нравится. Пьер такой же Скорпион, как и я. Злой, как и я. Мы большие друзья!»

Образ Сен-Лорана к этому времени был определен — фотография Ирвинга Пенна (она снова появилась в 1986 году для обложки каталога выставки в Музее искусств моды). Королева из пьесы «Двуглавый орел» прятала за веером свое лицо, но он веер оставил Карлу Лагерфельду, который, кстати, так постукивал им, точно это пара кастаньет. С часами Cartier

на запястье, Ив Сен-Лоран позировал перед объективом: левая рука лежит у него на лице, так что виден один лишь глаз. На нем, скорее всего, куртка-сафари Rive Gauche из первой мужской коллекции. Его образ был определенно настроен на тайну, который будет культивироваться, как и ненависть к себе, соразмерная его нарциссизму.

Тиски вокруг модного Дома сжимались, о чем вспоминал один из ювелиров Высокой моды: «С Шанель была всегда одна и та же история. Когда она выходила из отеля „Ритц“, горничная звонила сказать: „Мадемуазель идет“. Она думала, что застанет всех врасплох. Он такой же узник своих правил, как и она, но ему не восемьдесят лет. Я хотел бы обсудить многое с господином Сен-Лораном, как я делал это с Шанель. Но существует постоянный барьер. Он всегда почти герметично закрыт, некоторые этим пользуются. Иногда у него бывают вспышки гнева, и он рявкает: „Я тут хозяин!“».

Официальная биография была вычищена, прорежена, иногда оставались забавные пробелы: первый приз на конкурсе Секретариата шерстяной промышленности был получен не сразу, ему предшествовал третий приз. Существовали такие темные зоны, которые нельзя было затрагивать. Например, три года между 1958 и 1961 годами: «В 1958 году он представил свою первую коллекцию и мгновенно стал знаменитым. Три года спустя совместно с Пьером Берже он решил основать свой модный Дом». Как будто его нигде не было все эти три года. Еще 1978 год как будто упал в яму, единственный год, когда никто не получил традиционную поздравительную открытку Love. Тем не менее, когда Ива Сен-Лорана спросили в 1983 году, какие его любимые коллекции, он ответил: «Первая, 1958 год, и моя последняя у Диора. И еще одна коллекция лета 1978 года».

Всегда на страже, Пьер Берже, которому стукнуло пятьдесят шесть лет в 1986 году, передвигался по модному Дому с невероятной скоростью, он всегда был там, где надо, следя за тем, кто что делает, кто входит, кто выходит. Пресс-служба находилась рядом с его офисом. Никто не имел права сюда войти заранее не предупредив. Вежливость скрывала внутреннее напряжение модного Дома. В коридоре, соединявшем студию с офисом Пьера Берже, висел его портрет кисти Энди Уорхола. Перед стеклянной дверью секретариата Веревочка, собака Пьера Берже, и Мужик II, пес Ива Сен-Лорана, играли с красным пластмассовым мячиком. Хозяин здесь… «Он всегда присутствует здесь, даже если его нет», — говорил Пьер Берже. Не будучи очевидным обладателем власти, Ив владел ею полностью, дергал за все ниточки. Не признавая себя ответственным за свои действия, всегда стоя позади партнера, Ив Сен-Лоран получал дополнительную силу. «Создатель моды — лунатик, который творит во сне», — говорил Пьер Берже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Mémoires de la mode от Александра Васильева

Тайны парижских манекенщиц
Тайны парижских манекенщиц

Из всех женских профессий – профессия манекенщицы в сегодняшней России, на наш взгляд – самая манящая для юных созданий. Тысячи, сотни тысяч юных дев, живущих в больших и малых городках бескрайней России, думают всерьез о подобной карьере. Пределом мечтаний многих бывает победа на конкурсе красоты, контракт с маленьким модельным агентством. Ну а потом?Блистательные мемуары знаменитых парижских манекенщиц середины ХХ века Пралин и Фредди станут гидом, настольной книгой для тех, кто мечтал о подобной карьере, но не сделал ее; для тех, кто мыслил себя красавицей, но не был оценен по заслугам; для тех, кто мечтал жить в Париже, но не сумел; и для всех, кто любит моду! Ее тайны, загадки, закулисье этой гламурной индустрии, которую французы окрестили haute couture.

Пралин , Фредди

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное