Несколько дней спустя Ив улетел на вертолете в Довиль, а Пьер Берже — в Ирландию, пункт назначения замок Эшфорд. «Все было бы хорошо, если бы здоровье Ива не ухудшалось», — писал Пьер Берже Дику Соломону. В июне 1989 года Ив присутствовал на похоронах своего друга Патрика Тевенона, репортера из журнала Express
. Некоторые свидетели сохранили в памяти грустное впечатление от его внешности: «Я увидела другого человека, поверженного. Он еле держался на ногах», — вспоминала Сильви де Нуссак. Ив Сен-Лоран словно нес на своих плечах боль поколения, которое каждый день считало своих покойников, как жертв войны. «СПИД? К сожалению, это привычная тема», — сказал Кристоф Жирар, генеральный секретарь модного Дома, второй вице-президент ассоциации «Аркат СПИД». «Я привел в порядок свою записную книжку, — рассказывал он в 1990 году. — Я удалил оттуда тридцать имен». «Это страшная болезнь, — говорил Ив Сен-Лоран. — Я теряю все больше и больше друзей. В модном Доме нас многие покинули…» В мире моды любой отсутствующий вызывал подозрение: «Он болен?»Прошлое улетучивалось: миллиардеры жили своим последним великолепием на благотворительных вечерах, которые на время возрождали иллюзию балов café society
. «Вы должны видеть их в девять часов утра, этих американок, старые ноги еле держат их под тяжестью драгоценностей», — иронизировала безжалостная Максим де ла Фалез. В Нью-Йорке она расписывала фарфор для Tiffany’s, мастерила «сюрреалистические гробы», обложенные старыми меховыми шубами: «Их можно использовать как бар». На дверях своей нью-йоркской квартиры Максим повесила дощечку: «Осторожно: странная собака». Ее гостиная, где на стенах росли нарисованные деревья, была оформлена как трейлер аристократа. Столовое серебро находилось бок о бок со старыми кастрюлями в беспорядке красок и воспоминаний. Она небрежно одевалась в большую черную футболку и штаны одалиски марки Rive Gauche. Теперь Максим «ремонтировала старый сарай в Беарне». «Я знала Мен Рэя, Дюшана, Макса Эрнста, Жана Жене, Раушенберга. Короче, разглагольствования выпендрежников меня больше не интересуют». Ив напоминал ей Матисса, Кокто и «всех ее друзей художников». «Тех, кто рисует, не поднимая карандаша, у кого получается нарисовать видение одним махом. Не пыхтя. Передавая сущность человека. Это волшебство».Она с юмором демистифицировала свое прошлое, то существование, о котором мечтал Ив в Оране. В 1948 году она позировала для журнала Vogue
в бальном платье, держа на руках маленького младенца под именем Луиза (Лулу). «Прекрасный блеф! Мы жили в отеле в Пасси, затем на подсъеме на авеню Фош. Мы ходили на все вечеринки, к Полиньякам, к семье Ноай. Мы брали деньги в долг. Они все уходили на такси. А к девяти часам утра мы должны были вернуть все платья». Она смеялась и пила свое первое весеннее Pernod. Смотря на ее ярко-красные губы, на слегка постаревшие руки, хотелось сказать, что «настоящие звезды большого света устали выходить в свет»[874].Вокруг Ива мечты рассеивались. Новая Америка, которая больше не была похожа на Новый Свет, приспосабливала свои мечты к размерам маленького экрана телевизора, делая ставку на обычную женщину. «У меня нет ностальгии. Наконец-то я развлекаюсь в моде! — говорила Беттина Грациани[875]
, бывшая супермодель Фата и Живанши, которая появлялась на вернисажах в облегавших платьях от Алайи. — Теперь я забочусь о себе». Пятьдесят миллионов упаковок витаминов, проданных во Франции за 1988 год, отмечали появление фитнес-женщины. Она была одета в платье-стретч черного цвета или в разноцветные легинсы, что заставляло Джой Хендрикс, представлявшей модный Дом в Нью-Йорке, говорить: «Мне стыдно признаться, что Ив Сен-Лоран не входит в список хитов». В те же дни, когда вышла экранная версия «Костров амбиций», культового романа Тома Вулфа, Карл Лагерфельд в коллекции «Шанель» волновал Америку своими более стереотипными представлениями о парижанке, с камелиями, стегаными детскими сумочками, возвращавшими деньгам их высокомерие. Костюм от Шанель становился внешним признаком богатства и социального успеха. Статусная леди Сьюзи Менкес из Herald Tribune однажды определила Карла Лагерфельда как «Сальери моды» в противовес Иву Сен-Лорану — Моцарту[876].