Накануне двухсотлетия Французской революции модный Дом Ives Saint Laurent
процветал. Выступление Пьера Берже в пользу китайских студентов после резни на площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989 года было публично замечено: на улице Турнон он возглавлял открытие посвященного им первого Дома демократии. Этот поступок совершился в то время, когда люди моды, отрезанные от остального мира, занимались в основном сплетнями. «Они выжали нашего Кристиана как лимон», — говорили редакторы модных журналов, имея в виду тень Диора. Карл Лагерфельд спровоцировал падение своего рейтинга разрывом с Инес де ла Фрессанж, его музой. В 1984 году она подписала эксклюзивный семилетний контракт с модным Домом Chanel. Пять лет спустя она призналась: «Карл мелочен, у него безумные привычки. Он хотел, чтобы я вышла на дефиле в платье с цветами лилии. „Кайзеровская“ сторона его характера часто дает о себе знать», — рассказывала супермодель в интервью Figaro. Теперь она поменяла свои цепочки на джинсы и голубую рубашку. Ссора произошла, потому что она согласилась воплотить национальную героиню Марианну, «символ всего скучного, буржуазного и провинциального» по словам Карла Лагерфельда. Разрыв был окончательным. В день своей свадьбы Инес выбрала белый костюм, заказанный у… Ива Сен-Лорана. Во вторник, 24 июля 1989 года, она впервые не появилась на дефиле. На следующий день Ив Сен-Лоран блестяще завершил сезон. Публика устроила настоящую овацию. «Эта коллекция совершенно особенная. Я надеюсь, что люди увидят это. А в остальном все как обычно». За кулисами люди толкались, почти дрались, чтобы подойти к мастеру… А его глаза глядели только на розовое шифоновое платье цвета чайной розы. Бабочка посреди толпы. Казалось, он боялся, что его разорвут на части. Несколькими минутами ранее он отодвинул фотографа, который чуть не встал на шлейф платья невесты, его мадонны с золотым снопом пшеницы на голове, прошедшей перед зрителем под арию Agnus Dei в исполнении Барбары Хендрикс. Это была единственная уступка лиризму. Ни декора, ничего лишнего, будто он дошел до последней точки, до последней строчки, до последней ноты.Появилась новая легкость, придавшая замшевому платью медного цвета гибкость свитера, его можно было носить с такими аксессуарами, как два больших эбеновых браслета, или с золотой галькой на кожаном ремешке. Вечер требовал ритуальных смокингов из тонкого сукна, а ночь, чтобы парча сталкивалась одна с другой, трещала, как пламя, чтобы муслин пламенел, давал фиалковые, вишневые, золотые отблески. Вышивки почти не было. Он вернулся к самым интимным своим дефиле, где правили линии и конструкции. «Как сделать платья, которые сохраняют форму сами по себе? С муслином нельзя торопиться, иначе он просочится сквозь пальцы», — говорила мадам Жаклина, первая швея из мастерской Флу, которая заменила мадам Фелису, тоже бывшая работница у Баленсиаги. Платья из крепа как будто были объяты дрожью, юбки превратились в саронги, шарфы летели при движении и будто таяли, попадая в ритм ткани, стекавшей по коже. Возникла тень Одетты Сван, принимавшей гостей в своем зимнем саду в прозрачном крепдешине: «Тело изгибалось и заставляло шелк трепетать, точно сирена вспенивала волну» (Марсель Пруст). За кулисами Ив с особым удовольствием отвечал, широко улыбаясь, на вопросы девушки, которая брала у него свое первое интервью, работая на неизвестном радио, в отличие от старой знакомой с телевидения, обращавшейся к нему фамильярно: «Итак, Ив, этот сезон очень классический», он отвечал: «Ну да, иначе бы я не был великим кутюрье».
В обзоре модных коллекций еженедельника Elle
Ив Сен-Лоран имел право на четыре страницы (другим посвящали только одну или две страницы). Журнал аплодировал «несравненному черно-розовому удовольствию», «высшему уроку цвета»: на серой джинсовой ткани костюма и ледяном голубом фоне атласной блузки он поместил меховой шарф цвета фуксии и подчеркнул это фетровой шляпкой и изумрудными перчатками.