Ив Сен-Лоран

Этот человек, которого часто называли «старомодным», не был более современным, чем все остальные. Только лишь в мае 1993 года в английской редакции журнала Vogue была опубликована модная фотография с моделью, обнажившей одну грудь. Но Ив Сен-Лоран сделал это в свое время одним жестом, на мгновение отодвинув кусок ткани в день дефиле. Теперь это уже застывшая и медийная картинка. В 1993 году «прозрачной одежды» уже было полно, от Кельвина Кляйна до Анны Кляйн, от Зорана

[877] до Карла Лагерфельда.

«Он страдает телесно. Но в нем есть изящество», — говорила одна его поклонница. Вот только вопрос: какой ценой? Он еще больше постарел, но доказал Figaro

, что «последним денди» был не Уорхол, а именно он. Вероятно, он отождествлял себя с другим персонажем из прустовской саги «В поисках утраченного времени», с Эльстиром, художником, который «за отсутствием подходящего общества жил уединенно, необщительно, и светские люди считали это позой и невоспитанностью, соседи — сумасбродством, а его родные — эгоизмом и самомнением…»[878]. У Эльстира была «страсть к фиалкам». Ив Сен-Лоран украшал свой дом цветами так же, как Пруст когда-то покрыл стены своей комнаты пробковым деревом. Каждую неделю к нему приезжалала Ариэль Лемерсье, флористка цветочного магазина

Arène, в своем маленьком белом фургоне «Экспресс», чтобы предложить ему модели сезона. «В Париже еще осталось несколько людей, которые придерживаются этой традиции». Среди его любимых цветов — лилии Касабланки, одни из самых дорогих цветов, вид очень крупной лилии в форме звезды, а также фрезии, нарциссы, садовые розы, тюльпаны охапками, кусты вишни. «Он так любит цветы! Иногда приходится его останавливать, — говорила флористка. — Когда его нет, цветы выбирает его дворецкий. Но случалось, что он требовал поменять ему букет только потому, что ему что-то не понравилось. Он ненавидит ноготки и желтые розы». В пяти минутах ходьбы от его дома, в магазине Лилианы Франсуа на улице Гренель, куда его привозил водитель, он сам выбирал цветы и отсылал их своим друзьям. «Он всегда немного погружен в свои мысли, но он знает, чего хочет. Он может оставаться в созерцании в течение четверти часа. Он смотрит и, наконец, влюбляется». У него никогда не было при себе денег, но все находились под чарами его обаяния, его вежливости, о чем говорили первые швеи, кто с ним работал, кто обслуживал. Ему не было необходимости прибегать к власти и авторитарности. «Кутюрье, мы их часто видим, как они появляются и исчезают! Некоторые отдают приказы совсем недружелюбно… А его ты не смеешь разочаровывать». Но за пределами этой территории не было никакого спасения, он был брошен на безжалостную арену публичных взглядов, они осуждали его, наблюдали за ним, преследовали и видели в нем только пожилого джентльмена, кого сопровождал медбрат.

Люди следили за ним. На улице Леон-Поль Рейно он ждал своего водителя со снопом пшеницы в руке, своим любимым талисманом наряду с горным хрусталем. Зеваки наблюдали, как он шел странной походкой, вес его тела, слабого и опухшего, был неправильно распределен, всегда в костюмах, чем провоцировал буржуазную мораль, терпевшую подобный внешний вид только у бедных и плохо одетых людей. Однажды он приехал в ресторан Caviar Kaspia

на площади Мадлен, вокруг воцарилась тишина. Рука подогнулась, вилка соскользнула с тарелки, корпус тяжелым наклоном оперся на стол. Рядом стоял здоровый парень, затянутый в костюм, — его бессловесный и верный рыцарь-телохранитель.

Он вставал рано, часто проводил утро в библиотеке, где все полки были заселены образами и воспоминаниями. Фото Лулу, курящей сигарету, в черном свитере. Другая фотография, где он позировал рядом с Кират. «Он большой одиночка. Иногда бывают крики о помощи. Он говорит: „Ты не звонил мне!“ Но сам никогда не звонит, — рассказывал Жак Гранж. — Мы обедаем. Он валится от усталости. Уходит вздремнуть, у него сиеста». В Довиле или Марракеше он любил ходить по антикварным магазинам или на базар. Иногда Ив говорил: «Эта женщина такая красивая, она собирается приехать, я думаю, что она похожа на…» Видно, его издерганные нервы в какой-то момент совпали с его изоляцией, он теперь все чаще и чаще один в своей гостиной, его записная книжка ограничивалась лишь несколькими фамилиями, для чего нужно лишь несколько кнопок на большом сером телефоне, на одной из которых было написано красным фломастером — «психиатр». Иногда он оставлял кому-нибудь сообщение на автоответчик. Вернувшись из поездки, его друзья выясняли у своей горничной: «А вы уверены, что это был он, а не бутик Ives Saint Laurent?»