Ив Сен-Лоран

Пришло время исчезнуть образам оперных монстров, героинь трагедии, его дивам и другим фигурам гомосексуального нарциссизма. Они ушли, как и его угловатые андрогины. Модели остались, но это уже была не Тоска, которая пела своему палачу: «Я жила искусством, я жила любовью». Теперь это был финал арии Татьяны из «Евгения Онегина». Татьяна отказалась от любви: «Прошлого не воротить»[869]. Графиня Серпиери из фильма «Чувство» все еще надеялась получить письмо, зная, что оно никогда не придет, но ведь это любовь, отданная любимому. Его нынешние образы — это сильные женщины, но они все же нуждались в защите. Большое пальто с капюшоном и мягкой линией плеча, большие юбки со складками. Меньше аксессуаров, только здесь и там капелька кварца. Манжеты. Цвета общались, очаровывали. Ало-сиреневый цвет и шоколадный кожаный атлас. Слоновая кость и жемчужно-серый цвет. И вдруг внезапно, как взрыв смеха, все начиналось с красных пуговиц-стразов на розовом пиджаке, с райских перьев или перьев страуса, которые щекотали голую кожу. «Женщины — это не только аскетизм, строгость линии. Надо немного мечты, чувственности. Что может быть прекраснее, чем превращать их в райских птиц?»

Он драпировал тело бархатом, как крепом, набрасывал мужское пальто на кружевное вечернее платье, делал из темно-синего цвета вариант черного, а из розового — цвет феерии. Все в его руках выглядело простым, в то же время он оказался перед новым ограничением: он уходил от привычных путей, от академизма Высокой моды. Платок из розового муслина, совсем воздушный. Красный атлас типа «Казанова» из телефильмов про Венецию. Органза, на которой рисовали «граффити», чтобы выглядеть молодо и быть в игре.

Приручая материю, он мог забыть о ней, выражая себя. Он рассказывал свою собственную историю и воплощал мечты маленького принца из модного Дома Dior, который придумал «шелковую органзу цвета облака», представил публике безымянные «соломенные цветы» и «беспробудные ночи». Катуша двигалась как призрак, ее лицо было скрыто муслином.

В октябре 1988 года финал дефиле Rive Gauche

завершился выходом пятнадцати моделей, завуалированных белым крепом, а Пиаф пела: «Нет, я ни о чем не жалею». «Мы тоже», — писал репортер газеты Libération, аплодируя «блеску» и шику «бесспорного властителя красок и идеального кроя»[870]

. Хотя в этом сезоне событием стало первое дефиле Мартина Маржелы[871], который разносил моду в клочки своей тягой к «использованной» одежде. В Париже «жертвы моды» бойкотировали турнюр и возрождали «андеграунд» добродетелей мизерабилизма. «Будь бедным», — говорили они. В Нью-Йорке миллиардеры встревожились: «Эти бездомные разбивают сердце. Это чудовищно. До этого в Бауэри были клошары, но мы их не видели» (Шао Шлюмберже).

Ив Сен-Лоран говорил, что больше не смотрел телевизор, не читал газет, но черные птицы летали над его головой, как темные предзнаменования новой красоты. Его отец умер 8 ноября 1988 года. Живя отдельно от жены, он осел в Монако с 1972 года, там у него была «жизнь пенсионера среди друзей». Брижит, сестра Ива, вспоминала: «Отец был моим другом. В конце концов он превратился в моего ребенка». В полдень он обедал в маленьком ресторанчике Sam’s,

после обеда часто заходил в бутик Ives Saint Laurent Rive Gauche, владелица которого была крестной матерью дочери Брижит. Он также любил Maison du caviar, Café de Paris, где рассказывал истории со своим характерным «акцентом». На дефиле открытия каждой коллекции он присылал телеграмму. Заядлый курильщик, он умер в 79 лет от респираторного заболевания. Отец не видел сына с 1985 года. «Увидев его, Ив закричал „папа“, закричал так необыкновенно, точно вся его любовь содержалась в этом крике. Он опустился на колени и поправил платок в кармане отца, — рассказывала Брижит, когда вспоминала эту „скорбную минуту“ в крематории Монако. — В его крике звенело сожаление, что он не знал его. Я слышу этот крик до сих пор и никогда не забуду». Пепел отца был развеян в гавани Тулона, у подножия часовни Нотр-Дам-дю-Кап-де Фалькон со статуей Пресвятой Девы, привезенной в Тулон из Орана сообществом алжирских переселенцев-французов, сразу по окончании Алжирской войны. Помимо дома в Трувиле, семья Матьё-Сен-Лоран владела небольшим домиком на мысе Фалькон в Алжире.