В мастерских и офисах по адресу: 30, авеню Монтень, информация циркулировала подпольным образом. Два союзника из модного Дома Dior
будут играть решающую роль. Первая — это Ивонн де Пейеримхофф, она присоединится к Иву Сен-Лорану в октябре 1962 года. Вторая — Сюзанна Люлен, благодаря ей получится наладить связи с несколькими важными людьми. Ее секретарша Мариза Агюссоль, молодая девушка из хорошей семьи, что жила с родителями на бульваре Фландрен, в XVI округе, вспоминала: «Это было здорово. Уходишь из одного модного дома и попадаешь в другой, который совсем не выглядит чужим: все друг с другом знакомы». Хорошо обученная профессии, она будет отвечать за работу с продавщицами и за талоны заказов строго в стиле, определенном когда-то Диором: «Чувство почтительности при услужливом отношении к клиенту». Для всего этого нужны большие тетради на спирали, таблицы и накладные, где будет отмечена каждая швея. Такие же — для мастерской. Как у Диора — порядок и дисциплина.Сюзанна Люлен не присоединилась к команде («Она слишком дорого стоит», — скажут плохие языки), но задействовала Дениз Бари де Лоншан, ранее работавшую в отделе моды в доме Dior
. «Прощайте, шляпы! Вот я и первая продавщица, — скажет она позже. — Это было всего лишь продолжением одного и того же сюжета. Только были одни зимние каникулы между двумя местами работы! Я не помню, чтобы я тогда боялась. Напротив…»В 1947 году Кристиан Диор открыл свой модный Дом, переманив — с помощью Маргерит Карре — несколько швей от Пату. Похожий феномен происходил и теперь, четырнадцать лет спустя. На это Дом Dior
тут же отреагировал: Жак Руэ ровно через полгода подал жалобу на переманивание сотрудников. В основном жалоба была нацелена на Ивонн де Пейеримхофф, бывшую первую продавщицу Дома Dior и будущую директрису нового модного Дома (она сменила в этой должности Викторию). «Я была даже лично вызвана господином Руэ на очную ставку в суд!» Эта женщина смогла построить отдельное «государство» внутри империи Dior.Пьер Берже восхищался ею. Разве она не похожа на него?! Ивонн сама себя сделала. Несколько месяцев, которые она провела на должности добровольной медсестры в больнице Вожирар, а позже в хирургических операционных, привили ей стойкое презрение к людям и к их слабостям. Эта парижанка, в светлых чулках, в черном платье и с вечным шиньоном, прикладывала все свое умение, чтобы скрыть смутное происхождение, и говорила: «Общество, в котором я вращалась, я выбирала сама».
Ивонн ездила в Нью-Йорк, где устраивала бизнес-коктейли в салонах отеля Pierre
, обеды в ресторане Pavillon, наносила личные визиты к своим клиентам домой на Седьмой авеню. Во время сезона, при скоплении покупателей, она всегда работала восемнадцать часов в день. Кем были ее подруги? Патриция Лопес Вилшоу, с которой она встречалась каждое воскресенье в Париже, а летом — в Сен-Тропе: у обеих там находились свои дома. Мари-Луиза Буске часто говорила ей: «Мы родственники!», на что та вспоминала, играя с жемчужным ожерельем: «Когда я с ней познакомилась, она была уже так стара! Она была любовницей моего тестя, графа де Бретейля. У нее была достаточно бурная жизнь». Мадам де Пейеримхофф обладала острым умом и предпочитала не задавать вопросов, а обо всем догадывалась сама. Жизнь подарила ей особую «женскую силу». Ее секрет заключался в том, что она никогда не говорила о прошлом, хотя иногда и повторяла, как и все сотрудницы Диора: «Он не должен был уезжать в Монтекатини!» Это предложение, произнесенное вслух, означало больше, чем воспоминание. Это был особый код, знак принадлежности к касте — к лучшей школе в мире.Из восьмидесяти служащих в новой компании половина пришла из модного Дома Dior
: Вторые швеи здесь становились первыми, как Эстер Жадо. Она появилась у Пату в 1937 году, училась профессии под руководством Маргерит Карре, у Диора зарабатывала 680 франков в месяц, у Ива Сен-Лорана ей стали платить 1500 франков. Именно Эстер воплотила в жизнь первую модель, заказанную Патрицией Лопес Вилшоу. Это было черно-белое платье с ярлычком, приносившим счастье: «Ив Сен-Лоран 00001».