Ив Сен-Лоран

Катрин Девулон, швея третьей ступени, стала второй. «Когда господин Диор умер, я уже начала брать клиенток на дом, чтобы набить себе руку». Тогда ей было тридцать четыре года. Катрин, теперь ее звали мадам Катрин, первая швея в мастерской Флу, которая отпраздновала свои тридцать лет работы в Доме Dior в январе 1992 года, вспоминала: «Я видела его издалека. В день презентации первой коллекции мы стояли на тротуаре и аплодировали. Мы видели его на празднике святой Екатерины. Мы знали, что он талантлив. Со своей стороны мы должны были ему доказать, что и нам все по плечу. Он смущал нас. Мы начали работу, а клиентки от нетерпения уже были на пороге. Нам не хотелось его разочаровывать». Это был негласный закон Дома. Дело не в дисциплине и принуждении, а в таинственной энергии, которая объединяла самопожертвование и удовольствие. На Сен-Лорана не просто работали, ему посвящали себя. От него либо сразу уходили, либо любили. Что касается остального, то новый модный Дом больше нуждался в связях, скрывавшихся в адресных книжках продавщиц. Это они протягивали гласные при фразе «Здравствуйте, мада-а-ам». Это в тетради первой швеи были записаны секреты, какие часто не известны даже мужьям и любовникам. Короче говоря, это была тайная сеть Высокой моды, хорошо известная швейцарам отелей Ritz и

Plaza, их называли «золотыми ключами». Доходило до того, что знакомого портье Фердинанда пригласили на работу, выдернув из преждевременной пенсии, которую он решил провести в Сен-Ло. Пьер Берже нанимал персонал, около девяноста человек. «Мы всё делали по-крупному», — говорил он, точно пел хвастливую «арию с шампанским» из «Дон Жуана» Моцарта.

А пока он разъезжал по Парижу на своем «ягуаре». Начался обратный отсчет времени: осталось лишь найти деньги до 1 декабря. Он связался с Полем-Луи Вейлером[266]. Эли де Ротшильд[267]

отказался инвестировать, сказав: «Возможно, мы не правы». Пьер Берже продал свою квартиру на улице Сен-Луи-ан-л’Иль и несколько картин Бернара Бюффе, чьи портреты отверженных, к счастью, в этот момент наиболее ценились коллекционерами.

Наконец, появился «американский дядюшка». Он был представлен Пьеру Берже и Иву Сен-Лорану племянником Сюзанны Люлен — Филиппом Кароном. Его звали Дж. Мак Робинсон. «О, счастье, потому что мы уже терпели кораблекрушение!» — воскликнула Виктория. Этот сдержанный бизнесмен руководил страховой компанией Delta Life Insurance Company в Атланте и имел свои процентные ставки в десяти других компаниях. Имя Сен-Лорана ему было известно: он открыл его для себя в 1958 году, в статье журнала Life. Он впервые инвестировал во Франции. Ив Сен-Лоран, всегда упрямо стремившийся забыть настоящие имена своих спонсоров, уже придумал ему романтическое прозвище. Он называл его «американцем из Атланты». Контракт был подписан 14 ноября 1961 года, в день рождения Пьера Берже. Он комментировал: «Ив владеет 15–20 % акций, я исполняю функции администратора, Робинсон инвестирует остальное». Это был первый случай в истории, когда американец владел французским модным Домом. Он вложил 700 000 долларов в течение трех лет, но его фамилия держалась в секрете до 1963 года. Журнал

Newsweek раскрыл тайну, и эта информация дошла до Кармен Тессье, ведущей рубрику «Сплетни кумушек» в газете France-Soir и Women’s Wear Daily. WWD

, «библия моды», под редакцией Джона Фэйрчайлда[268], с самого начала стала привилегированным рупором модного Дома Сен-Лорана. WWD имела право первой информации задолго до всех остальных газет и журналов.