Ив Сен-Лоран

Ив Сен-Лоран, сидя перед столом, погрузил пятерню в груду фальшивых бриллиантов, словно в его руках скользило женское тело. Пьер Була[284], «француз» из журнала Life, отслеживал со своим фотоаппартаом

Leica подготовку новой коллекции в течение семи недель. «В одном ряду с Сен-Лораном я вижу только Орсона Уэллса[285]. Та же глубокая искренность как в правде, так и во лжи. Никакой подделки». Более пятисот фотографий подробно описывали это предощущение авантюры, которая проживалась в ожидании, сомнениях и сосредоточенности. Ни один другой фотограф не сумел бы с такой правдивостью запечатлеть «тяжелый дебютный год» Сен-Лорана, о чем говорила Виктория. Пьер курил, грыз ногти, Клод чинил карандаши, Ив рисовал и считал дни по календарю. Була, невидимый, ухитрялся поймать и зафиксировать немые вспышки его гнева, актерскую сторону его характера: как он кривлялся перед Пьером Берже, его радость. Белая шляпа на Виктории была похожа на вспыхнувшую улыбку. У нее всегда были чересчур накрашены глаза, но волосы короткие. У ее ног лужа шелка. Виктория — что за волшебное имя! Что было между ними? Что-то молниеносное и эфемерное. Встреча с демоном по имени Женщина, которую он сделал своей Черной мадонной. «Из коллекции в коллекцию тот же образ живет в моих мыслях — образ Виктории, волшебной модели и чудесной музы. Я помню черное платье, расшитое крупными хризантемами, и еще вуаль у нее в волосах. С тех пор вуаль стала традицией в моих коллекциях. Если бы я женился, то женился бы только на Виктории!» Разве эта невысокая женщина с темными волосами не обладала тонким и изящным силуэтом Люсьенны, его матери?

Вокруг царило напряжение. Страх смешивался с профессиональным чутьем. Кругом узнавался хорошо организованный беспорядок студии. Пачки шаблонов, висевшие на стенах, обтянутых белой тканью. Тесьма свисала с вешалок. Мягкая тишина примерочных часов. В вязаной кофте и темной юбке, мадам Эстер, первая швея, закрепляет ткань юбки на Виктории. Все глаза прилипли к зеркалам. Под строжайшим секретом коллекция перевезена на грузовике ночью 29 января по адресу: 30 бис, улица Спонтини. Работницы поднимались по лестнице, держа в руках белые чехлы. «Призраки», как назвал бы их господин Диор.

Ребенок со стальными нервами

Наступило 29 января 1962 года.

Шторы из небеленой ткани, белые стены, коричневые ковры, люстра Сезара, шведские стулья, обтянутые черной искусственной кожей. Оформление дефиле было решено так, чтобы не отвлекать внимания от платьев. Этот минимализм осовременивал традицию и утверждал стиль Пьера Берже и Ива Сен-Лорана. Налицо ощущался разрыв со стилем «нео-Людовик XVI» и демонической женственностью Диора. Ив Сен-Лоран признался в интервью: «Я за разумную моду, с тщательно отобранными клиентами, никакого помпезного оформления. И, прежде всего, никакого бутика. В крайнем случае — духи и шарфы. Ни в коем случае никаких букетов. Максимум — немного зеленых растений. Мое оформление будет таким же легким, как и мода, которую я пробую запустить». Почетные гости дефиле сидели не на банкетках в стиле XVIII века, а на двух удобных диванах марки Mobilier International, обтянутых коричневым штофом. От стиля Диора остались только салоны: один — для прессы и другой — для клиенток и VIP-гостей. Среди гостей-мужчин много художников и фотографов: Норман Паркинсон[286]

, Хиро и Андре Остье, хореограф Ролан Пети, сценограф Виктор Гранпьер. Из женщин в первых рядах — Женевьева Фат, Зизи, Патриция Лопес Вилшоу, миссис Рэндольф, Дорис Дюк[287], Элен де Туркхайм, Франсуаза Саган… Роже Терон сидел рядом с виконтессой де Риб, которая вспоминала: «Ив Сен-Лоран и Пьер Берже были очень возбуждены. В этот день они чувствовали, что им будет принадлежать мир». Ив провел бессонную ночь. В два часа утра он еще заканчивал последнюю модель. Рядом с графом и графиней Контад в конце ряда можно было заметить Люсьенну Матьё-Сен-Лоран с двумя дочерьми, специально прибывших из Орана на особом рейсовом самолете марки «Каравелла». Брижит было тогда семнадцать лет, а Мишель — двадцать. Они остановились на четыре дня в отеле Frontenac. «Мы не были такими уж неизвестными в Париже, — сказала, оживившись, Брижит и добавила: — Когда Ив уехал, мне было девять лет. Он меня всегда вдохновлял на мечты. Что касается таланта, он взял все, ничего нам не оставил».

Бархатные глаза, бледный цвет лица, черные волосы под большой мушкетерской шляпой — Виктория открыла дефиле в костюме с большими зелеными и розовыми квадратами. Никаких помпонов, никаких воланов. У платьев больше нет названий, одни номера. Сто четыре модели кратко описывались в досье для прессы: «Ансамбль. Платье из серой шерсти. Твидовое пальто в серо-белую клетку. Костюм из натуральной чесучи. Платье для казино из черно-белого твида с принтом».