Ив Сен-Лоран

Как будто рисуя углем на эскизах, Ив Сен-Лоран расчерчивал свои платья черными линиями, стараясь с улыбкой сбалансировать сегменты ткани. Мондриан, лидер конструктивистского движения De Stijl[348], заявлял в своем манифесте: «Взаимоотношения линий и чистых цветов, чтобы прийти к чистой красоте»

[349]. Ив приспосабливал графический стиль оп-арта к правилам моды с ее требованиями покроя, отделки и деталей, он упрощал внешний вид одежды, не нарушая традиций и, прежде всего, не предавая себя. «Настоящий авангард — это классика». Разве Сен-Лоран не предвидел еще в 1958 году, создавая коллекцию «Трапеция», необходимость совмещать форму одежды с функциями современной жизни? Разве его мир не является миром пропорций и линий? Прошло семь лет, и после долгих размышлений Ив Сен-Лоран оттолкнулся от тех же базовых принципов, что и Курреж и Карден. — от плоских и пышных тканей, сухих горловин, от фетровых головных уборов, чтобы получилась внешность, а не концепция. Он смягчил геометрические фигуры, делая их из крепа и трикотажа с таким чувством меры, что новизна не казалась ни оригинальничанием, ни стилизацией форм вчерашнего дня, а была очевидностью. «Мы можем обманывать людей всякими складками, но с простыми платьями так не получится», — говорила мадам Эстер.

Роже Вивье уловил эту перемену: «Помимо его стеснительности, можно было сразу заметить, насколько он уверен в своих решениях. Если крошечная деталь давала случайный сбой, он мог впасть в такой гнев, какой трудно себе вообразить. Если закрыть глаза на различия в разработке модели, Диор и Ив Сен-Лоран сходятся в одном — в стремлении к своего рода совершенному вкусу, и к тому же это в высшей степени французский вкус. Естественная элегантность видна с первого взгляда. Что-то вроде сублимированной идеи Парижа, как представляет его себе весь мир».

Робкий «молодой человек» теперь стал парижским чудо-мальчиком. «Шанель — самая великая. Кастильо[350]

— еще лучше. Мадам Гре[351] — это мода. Карден — это броский праздник. Ив — это наше сегодня», — так писал в заголовке Women’s Wear Daily в 1965 году. «Звезда Сен-Лорана снова восходит», — отмечала

Herald Tribune. Для французов, которые всегда приветствовали Сен-Лорана с завуалированным энтузиазмом с ноткой шовинистического недоверия: наличие американских капиталов и плохие воспоминания об алжирской войне, это был полный и неоспоримый успех. «Америка сделала из него звезду. Сегодня мы аплодируем выбору Америки: последняя коллекция Сен-Лорана — это ослепительное сияние молодости и стиля», — писал журнал Marie-Claire. Модельер остроумен: наряду с данью уважения художникам Мондриану и Полякову[352]

, он представил белую норковую шубу, перевязанную черным поясом из искусственной кожи (кодовое название «меховая колбаса»), а также свадебный наряд «Бабушка», сделанный из ста пятидесяти мотков шерсти и шести метров ленты.

Отныне, отмечал Патрик Тевенон, у него «волосы Ринго, лукавство Джона, внешность Джорджа и успех Пола — он был один из битлов с улицы Спонтини».[353] Кто скрывался от всех в духе Баленсиаги, теперь появлялся среди городских развлечений, не отказывался от своего провокационного очарования. Ив пришел инкогнито на бал «Моя прекрасная леди», который давала Элен Роша в сентябре 1965 года у Большого каскада Булонского леса. Анри Соге сочинил для «Королевы парфюмерии» музыку в розовом цвете. Одноименный фильм, чьи костюмы и декорации были созданы Сесилом Битоном, имел большой успех в этом году. Боа, шляпы-канотье, полосатые костюмы, страусиные перья, вся молодежь прибывала на тележке зеленщика, обвитой исфаханскими розами. Павильон был обустроен как паб Ковент-Гардена, буфеты покрыты розовым атласом. Здесь можно было увидеть виконтессу Равенель в соломенной шляпке с бантами, Пьера Кардена в белом смокинге и Дани Робен[354] в муслиновом платье с кружевами; трепетные девушки в эгретках танцевали польку и танец «джерк».

Ив Сен-Лоран покорил эту шикарную «деревню» округа, там не терпели разговоров за коктейлем и всегда были в «ужасе от мирских дел». Но времена изменились: теперь они встречались в девять утра, чтобы выпить с друзьями, и ужинали в парижском кафе у Алларда или Бенуа, где клетчатые скатерти, где подавали телячью голову в чесночном соусе и добродушно вели себя официанты, где вообще «намного симпатичнее», чем в великих храмах гастрономии с колокольчиками и дворецкими.