Адам Кисель с прочими православными панами очутился в польском лагере. Через них правительство вело переговоры, снова силилось расколоть поднявшийся народ, соблазнить и замирить казаков очередными обманами. Самым активным и жестоким предводителем карателей стал Иеремия Вишневецкий – потомок русских удельных князей, из Рюриковичей, а ныне один из богатейших магнатов, ярых врагов русского народа и православия. Да и его отряды в значительной мере состояли из украинских дворян и слуг. Они залили кровью Полтавщину, Подолье, Брацлавщину, поголовно уничтожали жителей независимо от пола и возраста. Людей распинали, распиливали пополам, обливали кипятком и горячей смолой, сдирали заживо кожу. А Вишневецкий при этом подзадоривал палачей: «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают».
И даже митрополит Сильвестр Косов, когда Хмельницкий победоносно вступил в Киев, уклонился от благословения. Бежавшие поляки, паны, иезуиты выглядели для него ближе, солиднее, культурнее, чем собственная паства. Благо, в Киеве оказался проездом иерусалимский патриарх Паисий, направлявшийся с визитом в Москву. Вот он-то порадовался успехам православных, благословил их.
Узел четырнадцатый
Иван Выговский
1 октября 1653 г. Земский собор в Москве единогласно постановил «против польского короля войну весть» и «чтоб великий государь… изволил того гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское з городами и з землями принять под свою государеву высокую руку». Еще раз повторюсь, термин «Украина» в то время не употреблялся. А поскольку все повстанцы Хмельницкого причислили себя к казакам, то и обозначили их «Войском Запорожским с городами и землями». На Украину отправилось посольство боярина Бутурлина, и в Переяславле была созвана рада с участием делегатов от всех городов и полков. 3 января прислала свое решение Запорожская Сечь, проголосовавшая за воссоединение: «Даемо нашу вийсковую вам пораду».
8 (18) января 1654 г. рада открылась и приняла постановление, «чтоб есми во веки всем едино быть». Приносили присягу царю, при этом «было в церкви всенародное множество мужского и женского полу и от многия радости плакали». Да и было чему радоваться. Государь Алексей Михайлович даровал Украине все, чего она только могла пожелать. Она получила самоуправление, сама выбирала гетмана и старшину, в ее внутренние дела правительство России не вмешивалось. Гетману предоставлялось право даже сноситься с другими государствами, кроме Польши и Турции. Утверждался реестр в 60 тыс. казаков, а если без жалованья, то можно было записывать сколько угодно. Подати собирали местные власти, львиная доля доходов оставалась на Украине на содержание администрации и казачьих войск. Города, землевладельцы, крестьяне сохраняли свою собственность, права, обычаи. Украинцам предоставлялось судиться собственным судом.
После Переяславской рады дворяне Бутурлина разъехались принимать присягу по разным городам. «Летопись самовидца» рассказывала: «Присягу учинили гетман, старшина и чернь в Переяславле и во всех городах охотно с надеждою тихомирия и всякого добра». Правда, киевское духовенство во главе с Косовым присягать отказалось, но его никто не принуждал. Киевская митрополия еще полвека просуществовала независимо, подчинялась не Московской, а Константинопольской патриархии.
Русские войска двинулись на поляков. Нанесли им ряд поражений, заняли Смоленск, почти всю Белоруссию, Литву. Кстати, в это время официально утвердилось название Малороссия, Алексей Михайлович принял титул «всея Великия и Малыя и Белыя Руси самодержец». Но он не напрасно так долго готовился, откладывая принятие Украины в подданство. Воевать пришлось не только с Польшей. Панов взялись поддерживать Рим, германский император. Вмешались Швеция, Крымское ханство. Да и на самой Украине единства не было. Для простонародья воссоединение с Россией выглядело самым лучшим вариантом – сильная власть царя защищала подданных, обеспечивала им закон и справедливость. Но выделилась и казачья старшина.
В ходе восстания Хмельницкий разделил Украину на 16 полков, полки на сотни. Это были не только воинские части, но и административные единицы. Ими управляли полковники и сотники, а на войну каждый такой район выставлял соответственно полк или сотню. Новые начальники основательно поживились землями и богатствами панов, поселились в их замках и тоже почувствовали себя панами. Формировали и содержали воинские части, привыкшие повиноваться лично им. И старшину российские порядки совсем не устраивали. Вспоминали, как разгульно и роскошно жили магнаты, без всякого контроля сверху, вытворяли что душе угодно. Прикидывали, что для них-то жить в Речи Посполитой было бы куда слаще и выгоднее – если их уравняют в правах с польской верхушкой.