Возмущение против него нарастало. Левобережные казаки сносились между собой и договорились низложить гетмана. Но как только заговорили, кого избрать вместо него, чуть не передрались. Выяснилось, что булаву жаждут получить все трое здешних лидеров, Самко, Золотаренко и Брюховецкий. Причем все трое звали на раду Ромодановского с войском – каждый надеялся, что русские примут его сторону. Наконец, охрипнув от споров, решили «отдаться на волю царского величества, кого он, великий государь, пожалует в гетманы». Однако и такой выход был слишком опасным. В Москве понимали – если поддержать одного кандидата, другие могут превратиться во врагов. Да и поляки с Хмельницким не преминут на этом сыграть: царь нарушил обещания о «вольностях» Украины, сам назначил гетмана!
Алексей Михайлович уклонился от вмешательства в эту грызню. Повторил, что определять гетмана – полное право казаков. Старшина обсуждала, собирала делегации от полков и сумела определить только «временного» гетмана, переяславского полковника Самко. А для полноценных выборов созвали раду в Переяславле, этот город стал уже традиционным центром украинских народных собраний. Но дошло и до Хмельницкого. Опасность переизбрания он оценил и решил отрегулировать раду по-своему. Захватить Переяславль, а его войско как раз и станет делегатами, само проголосует и других заставит.
Он подступил к городу и приказал штурмовать. Горожане и казаки Самко заперли ворота, встретили гетмана ядрами, картечью, кипятком. Обжегся он крепко, больше не полез, но и не ушел. Встал возле Переяславля, чтобы взять его измором. Левобережные полковники пробовали выручить осажденных, посылали отряды. Но к Хмельницкому прибыли несколько тысяч татар. Да и польский король надумал поддержать союзника, прислал корпус своей конницы. Что ж, в такой ситуации царь рассудил – пора сказать свое слово. Приказал Ромодановскому выступать.
Узнав, что приближается русская армия, Хмельницкий предпочел не встречаться с ней. Снялся и отступил к Каневу. Но теперь его уже не намеревались отпускать восвояси. Ромодановский повернул следом, из Переяславля вывел казаков Самко. Юрия прижимали к Днепру. Он остановился, окружил лагерь телегами, начал окапываться и укрепляться. Но его казаки, татары и поляки не доверяли даже друг другу, расположились тремя отдельными станами. Ромодановский этим воспользовался. Он послал Самко атаковать Хмельницкого, а полки русской конницы нацелил на поляков. Шляхта вела себя беспечно, рыть землю для укреплений не умела и ленилась. К ней подобрались скрытно, налетели и вырубили почти полностью.
Воевода сразу же перебросил своих рейтар и драгун на татар. Но до крымцев уже донеслось, что произошло с поляками. Заметив, что русские готовятся навалиться на них, они бросили союзников и поскакали прочь. Подчиненные гетмана укрепили свой лагерь гораздо лучше, чем шляхта. Казаки Самко два часа наседали на него и не смогли прорвать оборону. Тогда Ромодановский поднял в атаку свежие русские части. Неприятелей сбили с позиций, погнали к Днепру. Одни сдавались, другие прыгали в реку, многие тонули. Сам Хмельницкий едва сумел ускользнуть, спрятавшись в лесу.
Ромодановский отправил на Правобережье отряд полковника Приклонского. Он занял Черкассы, выслал разведку к Чигирину. Но там появился Хмельницкой. Отчаянно мутил казаков, что на них идут «кацапы». Воззвал и к хану. Мехмет-Гирей откликнулся без промедления, союзник был очень уж выгодный. Спасать Юрия помчалась вся крымская орда. Приклонский вовремя обнаружил ее, отошел за Днепр. А Ромодановский развернул полки и артиллерию, прикрыв переправы. Форсировать реку в таких условиях хан не отважился.
Но оказалось, что Мехмет-Гирей выступил единственной опорой Хмельницкого. После разгрома он утратил всякий авторитет. Под его знамена больше не хотел идти никто. Хан увидел, что помогать-то некому. Чтобы не возвращаться без добычи, повел татар грабить правобережные города и села. Это отвратило от Юрия последних сторонников. Поляки оценили – от подобной фигуры пользы больше не будет. Они поставили правобережным гетманом Тетерю, во всем послушного королю и панам. Хмельницкий совсем пал духом, отрекся от гетманства и постригся в монахи.
Как и в чем он каялся, не нам судить. Но его решимости оставить мир хватило на пять лет. В это время на Украине кандидаты в гетманы продолжали бодаться между собой. Начальственная смута дополнилась еще и церковной. Местное духовенство обвинило киевского митрополита Балобана в том, что он поддерживал Выговского и наводил мосты с Польшей, сместило и избрало вместо него черниговского епископа Лазаря Барановича. Но он открыто объявил, что не намерен подчиняться Москве, отправил послов в Стамбул. России такой деятель совсем не понравился. В патриархию вызвали нежинского протопопа Максима Филимонова, посвятили в сан епископа под именем Мефодия и послали в Киев местоблюстителем митрополичьего престола. Однако его не признало украинское духовенство.