Иван IV Грозный: Царь-сирота

По чести сказать, с хронологической дистанции в несколько веков крайне трудно судить об эмоциональном состоянии царя (кто у него вызывал нескрываемое раздражение, а кто — будил подозрительность). Тем более судить, основываясь на одной фразе в записках иноземца. Русские источники показывают иное: царь своего сына ценил, притом ценил выше второго отпрыска, приблизил его к себе, учил государственным и военным делам, брал с собой в походы… Тот же Горсей сообщает, что незадолго до трагических событий «царь Иван Васильевич собрал со всего государства самых красивых дочерей его бояр и дворян, девушек, и выбрал из них жену для своего старшего сына, царевича Ивана…. она была дочерью Ивана Шереметева, воеводы знатного рода. Широкие празднества сопровождали эту свадьбу». Здесь, скорее, можно увидеть знак благосклонности Ивана Васильевича к сыну. Более того, позднее, по словам того же Горсея, Иван IV созвал церковный собор, на котором потребовал от духовенства дать ему «новые богатства, чтобы упрочить власть своего наследника». Когда Церковь воспротивилась, царь все же принудил ее к обильному пожертвованию сначала угрозами, а затем и прямой расправой (нескольких монашествующих прилюдно отдали диким медведям, и животные разорвали их). В итоге, заключает Горсей, «духовенство избежало уничтожения своего сословия, но не могло повлиять на непоколебимое требование царя отдать ему 300 тысяч марок стерлингов, которыми он таким образом овладел. Кроме того, он получил многие земли, города, деревни, угодья и доходы, пожалованиями которых усмирил недовольство своих бояр; многих из них царь возвысил, поэтому большинство его доверенных лиц, военачальников, слуг лучше исполняли все его намерения и планы. Многие осуждали и называли преступным такой образ действий, но другие находили его более извинительным и, во всяком случае, менее опасным изо всех поступков за время его тирании. Вот таким образом было приобретено основательное богатство для его сына без уменьшения его собственного» (курсив наш. — Д. В.).

Еще один, и очень весомый знак благоволения сыну — безотносительно того, сколь чудовищный метод обогащения был применен.

Все эти милости не очень вяжутся с патологической «ревностью». Таким образом, мнение о подозрительности и ревности отца в отношении взрослеющего наследника следует оставить за неосновательностью.

К «английской» версии примыкает «французская». Несколько строк о «деле» царевича Ивана оставил Жак Маржерет, французский офицер, служивший по найму в России.

Итак, по словам Маржерета, «у этого Ивана Васильевича было семь жен, что противоречит их (русских. — Д. В.) религии, не позволяющей жениться более трех раз, от которых у него было три сына[92]

. Ходит слух, что старшего он убил своей собственной рукой, что произошло иначе, так как, хотя он и ударил его концом жезла с насаженным четырехгранным стальным острием (этот жезл в форме посоха никто не смеет носить, кроме императора[93]…), и он был ранен ударом, но умер он не от этого, а некоторое время спустя, в путешествии на богомолье». Почти во всем Маржерет повторяет суть высказываний Горсея и Флетчера, внося лишь одну важную деталь: по его словам, хотя рана и была нанесена царем, но смерть наступила не от нее, а некоторое время спустя и, скорее всего, по другим причинам.

Можно было бы поставить данные Маржерета ни во что: в конце концов, он стал наемником на службе у царя Бориса Федоровича двумя десятилетиями (!) позднее печальной кончины Ивана Ивановича. Однако Маржерет служил при дворе, мог общаться с русскими дворянами, аристократами и, что не менее важно, служилыми иноземцами грозненской эпохи, которые делились с ним воспоминаниями о прошлом. Таким образом, пребывая по времени на весьма значительном отдалении от событий 1581 года, француз тем не менее оказывается чуть ли не в центре событий благодаря тому, что мог общаться с очевидцами или как минимум со знающими людьми.

А значит, его сообщение сбросить со счетов никак нельзя.

Чего не скажешь о версии, принадлежащей нидерландскому торговцу по имени Исаак Масса. Он прибыл в Россию ради научения торговле еще подростком, годом позже, чем Маржерет, и явно не имел таких, как у француза, возможностей общаться с высокопоставленными людьми. Позднее он обживется в России, обретет вес и солидность, станет выполнять дипломатические поручения Нидерландов, но… к тому времени хронологическая дистанция до смерти царевича Ивана вырастет до величин, почти исключающих сколько-нибудь серьезную информированность собеседника.

Масса пишет о злой натуре царевича Ивана: тот «был назван по отцу Иваном и по своей натуре и повадкам чрезвычайно походил на него. Можно было предполагать, что он превзойдет своего отца в жестокости, ибо всегда радовался, когда видел, что проливают кровь». Бог весть, кто к началу XVII столетия мог, поднатужившись, извлечь из глубин памяти достоверные сведения об особенностях характера российского наследника, умершего давным-давно!