К этому, весьма подробному, повествованию стоит добавить еще один маленький отрывок из Поссевино, рассказывающий об остром споре между русским царем и папским посланником. На него редко обращают внимание, между тем кое-какие подробности, в нем сокрытые, проливают дополнительный свет на историю гибели царевича Ивана. Кроме того, именно здесь Поссевино выступает как очевидец, то есть самый ценный свидетель из всех возможных. Дадим ему слово во второй раз: «Государь [Иван Васильевич] воспылал гневом и… вскочил с места, и все подумали, что он вот этим своим посохом (которым он пользуется, как папа жезлом, а острие его обито железом) изобьет или убьет Антонио, ведь такое случалось с другими людьми и даже с собственным его сыном». Итак, во всяком случае, Поссевино видел царский посох и представлял, о какого рода орудии он пишет. Кроме того, иезуит, без сомнений, проявляет полную уверенность в своих словах, притом в пассаже, событийно не связанном со смертью Ивана Ивановича.
Среди всех слухов, сплетен, предположений и версий, высказанных современниками о смерти царевича Ивана, специалисты чаще всего выказывают доверие именно к словам Поссевино.
Так, например, ему доверяли В. Б. Кобрин и А. А. Зимин. А вот другой историк, Р. Г. Скрынников, в большей мере полагался на осведомленность Джерома Горсея.
Впрочем, и Горсею, и Поссевино доверяют далеко не все. Относительно разнообразных версий убийства царевича Ивана, изложенных в сочинениях европейцев, историки, а еще более того исторические публицисты не раз высказывали сомнение.
Так, современный публицист Вячеслав Манягин полностью отверг версию Поссевино как недостоверную и даже нелепую. Точно так же он оставляет в стороне как несоответствующую правде факта политическую версию сыноубийства во всех ее разнообразных вариациях. Манягин полагает, что царевич Иван был отравлен и, видимо, его отравили парами ртути. По его словам, «конечно, царь Иоанн IV был грозен только для врагов России и не поднимал руку на своего сына. Царевич Иван умер от болезни, чему сохранились некоторые документальные подтверждения… В 1963 году в Архангельском соборе Московского Кремля были вскрыты четыре гробницы: Иоанна Грозного, царевича Ивана, царя Феодора Иоанновича и полководца Скопина-Шуйского… Ученые обнаружили, что содержание мышьяка, наиболее популярного во все времена яда, примерно одинаково во всех четырех скелетах. Но в костях царя Иоанна и царевича Ивана Ивановича было обнаружено наличие ртути, намного превышающее допустимую норму»[95]
. А папского легата Вячеслав Манягин обвиняет в слабом понимании русских дворцовых обычаев XVI века. Далее он рассказывает о том, как в разных ситуациях одевались знатные женщины, кто из мужчин и при каких обстоятельствах мог зайти на их половину дворцовых покоев, как строились дворцы, какие там стояли сквозняки и т. п., но это уже не возражение, а фантазирование, поскольку расположение деревянных (жилых) строений царских дворцов, а также дворцовый быт, этикет, привычки в одежде и повседневных обычаях по сию пору изучены лишь немногим более, чем постиг их историк позапрошлого века Иван Егорович Забелин. А он весьма скупо повествует о тех сторонах дворцовой жизни, которые Манягин рисует с железной уверенностью дилетанта[96].Что же касается идеи об отравлении царя Ивана, а прежде того царского сына парами ртути, то и здесь все далеко не столь просто, как предполагает публицист. Автор этих строк проконсультировался со специалистами по изучению человеческих останков (в том числе и тех, что погребены в эпоху Древней Руси или Московского царства). Консультация привела к пониманию того, что значительное превышение норм содержания веществ, в том числе и металлов и их соединений, в останках кремлевских жителей еще не дает оснований для однозначного толкования: их отравили!
Да, отравления исключить нельзя. И тут под подозрением оказываются обстоятельства кончины многих персонажей грозненской эпохи, притом царевич Иван — далеко не на первом месте, а скорее где-то в конце списка.
Но, во-первых, методы, с помощью которых обследовались останки погребенных, далеки от требований современной науки. Грубо говоря, сегодня пора многое переделывать, пересчитывать.
Во-вторых, медицина XVI века знала лекарства, оставляющие в теле человека следы превышения норм веществ, которые могли входить как в состав лекарств, так и в состав ядов. Вот и разберись: сплоховал ли медик, осуществил ли свой подлый умысел злодей-заговорщик? Кстати, по отношению к женским останкам того времени возникает еще один, по сути, правда, сходный вопрос: что входило в состав косметики, которой они пользовались? Тут могут быть самые экзотические варианты…