Иван IV Грозный: Царь-сирота

Иван IV убил его, по словам нидерландца, в Александровской слободе, нанеся удар посохом, от которого царевич скончался через три дня. Поводом, как сообщает иноземный торговец, стала просьба неких царедворцев, которым надлежало выступить в поход «против появившихся летом крымских татар… отпустить с ними в поход царевича… полагая, что наведут большой страх на врагов, когда до них дойдет слух, что сам принц пошел в поле, к чему у него сверх того была великая охота». Но царевич ушел из жизни в ноябре, а это для набегов крымского хана — слишком позднее время. Татары обычно являлись поздней весной, летом, могли напасть даже в начале осени, однако ноябрь — время крайне неудобное для нападения, и, кажется, Исаак Масса тут что-то домыслил, или же его ввели в заблуждение недобросовестные собеседники.

Как отмечает нидерландец, Иван IV «подозревал, что его сын, благородный молодой человек, весьма благоволит к иноземцам, в особенности немецкого происхождения. Часто доводилось слышать, что по вступлении на престол он намеревался приказать всем женам благородных носить платье на немецкий лад. Эти и подобные им слухи передавали отцу, так что он стал опасаться сына».

Что тут скажешь? Хаос. То злодей, пошедший нравом в отца, то «благородный молодой человек»… Видимо, Исаак Масса нарезал салат из подгнивших за давностью лет слухов да пересыпал его сообщениями иностранцев о грозненской России, к тому времени опубликованными.

Единственное, что достойно внимания, — рассказ о склонности Ивана Ивановича оказывать покровительство иноземцам. Об этом пишет и Горсей. Как видно, в среде служилых европейцев сформировалось устойчивое представление о благосклонном царевиче, и его весьма долго передавали из уст в уста.

Тут может быть сокрыто нечто правдоподобное.

Самое «популярное» в академической науке известие о смерти царевича принадлежит папскому представителю в России иезуиту Антонио Поссевино. Ему стоит уделить особое внимание.

Сам Поссевино отмечает исключительную ценность и полную, по его мнению, достоверность сведений о смерти Ивана Ивановича. Их удалось получить от переводчика, оставленного при особе государя в Александровской слободе на то время, когда Поссевино там отсутствовал. Это, очевидно, уроженец Загреба Стефан Дреноцкий, научившийся более или менее понимать русский язык.

Иезуит весьма дорожит сведениями Дреноцкого. По его словам, «это обстоятельство достойно упоминания потому, что оно оказало большое влияние на смягчение нрава князя[94], так что во время наших бесед он многое выслушивал снисходительнее, чем, может быть, сделал бы раньше».

Главное дело Поссевино на землях Московского государя — католическая миссия, а не дипломатическая деятельность. Для него любой шанс в такой «трудной» стране, как «Московия», — поистине перл драгоценный. Отсюда и особое внимание к ситуации.

«Показание» папского легата столь важно, и столь часто наши исследователи ссылались на него, что уместно привести его здесь полностью: «Все знатные и богатые женщины по здешнему обычаю должны быть одеты в три платья, плотные или легкие в зависимости от времени года. Если же надевают одно, о них идет дурная слава. Третья жена сына Ивана как-то лежала на скамье, одетая в нижнее платье, так как была беременна и не думала, что к ней кто-нибудь войдет. Неожиданно ее посетил великий князь московский. Она тотчас поднялась ему навстречу, но его уже невозможно было успокоить. Князь ударил ее по лицу, а затем так избил своим посохом, бывшим при нем, что на следующую ночь она выкинула мальчика. В это время к отцу вбежал сын Иван и стал просить не избивать его супруги, но этим только обратил на себя гнев и удары отца. Он был очень тяжело ранен в голову, почти в висок, этим же самым посохом. Перед этим в гневе на отца сын горячо укорял его в следующих словах: «Ты мою первую жену без всякой причины заточил в монастырь, то же самое сделал со второй женой и вот теперь избиваешь третью, чтобы погубить сына, которого она носит во чреве». Ранив сына, отец тотчас предался глубокой скорби и немедленно вызвал из Москвы лекарей и Андрея Щелкалова с Никитой Романовичем, чтобы все иметь под рукой. На пятый день сын умер и был перенесен в Москву при всеобщей скорби. Отец следовал за телом и… даже шел пешком, в то время как знатные люди, все в трауре, прикасаясь к носилкам концами пальцев, как бы несли [их]».