Иван, крестьянский сын

А она потрепала его по щеке, громко сетуя на судьбу бедного “сиротинушки”, потом так же громко восхитилась какими-то воображаемыми прелестями Галины Майоровой, на что сама Галина никак не отреагировала, а потом начала хозяйничать в кухне, отдавая распоряжения таким тоном, словно у нее в услужении был целый штат поваров и поварят, она – шеф в лучшем ресторане столицы.

Зуев удовлетворенно улыбнулся, когда дело пошло по отведенному для него руслу, отдал кухню и продукты, в том числе и припасы Майоровых, в руки новой кухарке и преподнес невесте свой подарок – костюм для регистрации брака. Ваня снова округлил глаза, но на сей раз от восхищения. Костюм действительно был изысканный и дорогой, и мама в нем выглядела замечательно, на много лет помолодела и прямо-таки светилась от счастья. У Майоровых в платяной шкаф было вставлено зеркало, которое теперь отразило именно то, что Галина хотела бы в нем видеть всегда.

– Я очень красивая, правда? – заявила она.

– Очень! – подтвердил Ваня.

А жених в знак глубочайшего почтения поцеловал ей руку, как королеве, чем смутил ее и заставил покраснеть.

Вдоволь налюбовавшись собой и покрасовавшись перед домочадцами, она будто опомнилась, сняла костюм и вернула его на вешалку, снова завернула в блестящий целлофан и со всеми предосторожностями повесила его в шкаф, расправила даже самые мелкие складочки, чтобы в торжественный день, завтра, он сидел на ней наилучшим образом, подчеркивал все ее достоинства и не позорил ее изумительного жениха, самого лучшего жениха в мире…

Она вела себя как девочка. Ваня смотрел на нее с жалостью, чуть не плача. Интересно, перед свадьбой с Алексеем Майоровым она вела себя так же? Ваня ничего не знал об этом, не знал даже, у кого можно об этом спросить. И вообще, о жизни своих родителей он мог лишь догадываться. Он немного завидовал Диме Ожегову, например, которому в его родителях было известно все: как они встретились, как полюбили друг друга, как поженились, что готовили на свадебное застолье и кого приглашали, и каким образом его мать переносила беременность, и как родила…

Семейная жизнь состоит из таких интересных щекотливых подробностей! Ваня всего этого был лишен. У него вообще не было ни семьи, ни детства.

Он так волновался накануне регистрации, что не спал всю ночь. Видимо, так же чувствуют себя осужденные на смерть накануне казни. Ваня не надеялся уже, что какое-нибудь неожиданное чудо спасет и его самого, и его ничего не понимающую маму из липкой паутины зуевского бизнеса. Глупо было и самому что-либо предпринимать для того, чтобы изменить ситуацию – мальчика никто не воспринимал всерьез, и он пока не мог диктовать взрослым свои условия, хотя именно он в сложившихся обстоятельствах терял больше всех.

А вот сама Галина Майорова была очень спокойна.

Она была так уверена в правильности происходящего, что в больной ее душе все было гладко и чисто, никакая тень не ее смущала и не туманила ее взгляд, устремленный в никуда. Она поставила на плиту ведро с водой, нагрела и с удовольствием обмылась в нетопленной, но душной от яркого солнца бане. Сделала свою любимую прическу, подняла волосы высоко, набрызгала лаком, воткнула несколько шпилек с перламутровыми бусинками. Это ей понравилось, она смотрела на себя в зеркало и радостно улыбалась.

Ненаглядная!

Так называл ее Алексей, и так иногда называет ее Зуев. И когда он так ее называет, это слово вызывает у нее массу приятных воспоминаний о незабываемом прошлом.

Потом она оделась.

В подаренном костюме она выглядела идеально, под стать ее известнейшему жениху.

Ваня лишь на мгновение заглянул в ее комнату, увидел выражение ее лица и посчитал нужным исчезнуть. Впрочем, она его и не заметила. Она была полна своих неповторимых ощущений и не хотела их ничем портить.

У Вани были свои беспокойства.

В самой большой комнате в доме охранники-телохранители Зуева выставили и разложили огромный прямоугольный стол. На него уложили роскошную льняную скатерть – парадную скатерть Майоровых, которую вышивала узорами “крестом” еще бабушка Алексея, и узоры эти были старинные, ныне уже утраченные, и Майоровы бережно хранили эту семейную реликвию.

Поэтому Ване стало больно, когда он увидел грубые руки кухарки, растрепляющие эту реликвию за углы и дергающие ее по столу туда-сюда, так как ей казалось, что постелено криво.

Затем помощники-охранники соорудили вокруг стола лавки из табуреток и досок, которые обернули заранее подготовленными ковровыми дорожками.

И тут подъехал жених.

Он был, как всегда, ярко, броско одет, благоухал дорогой туалетной водой. В петлице у него была живая белоснежная лилия, а для невесты он привез букет крупных белых гвоздик, перевязанных красивым бантом из белого шифона с блестками.

Галина только ахнула.

Ваня, про которого все как-то забыли, с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее.

Зуев снова поцеловал Галине руку, вручил ей букет и галантно усадил в одну из своих машин – самую роскошную из них. А сам тем временем позаботился прихватить с собой необходимые документы.

Ваня не поехал бы с ними, даже если бы его позвали.