Иван Крылов

Сегодня наш современник, молодой историк Константин Дмитриевич Котельников, в журнале «Дилетант» вступает с ней в спор, пытаясь убедить читателей: «Надо ли говорить, что Франция была, конечно, ни при чём. Радищев задумал и писал свою антикрепостническую книгу ещё до начала Великой Французской революции».

Что ж, настало время задать серьёзный вопрос: насколько Екатерина II была права в своих опасениях?

Мысль, что наша цель – «быть европейцами», она ведь не сегодня родилась. И даже не в пушкинскую, а в петровскую эпоху, когда возникло «расслоение народа» и появилось глубоко укоренившееся в русском обществе недоверие между правящим классом и населением государства. Англоманы, искренне хотевшие «в Пензе сделать Лондон» – в масштабах всей страны, франкоманы, даже дома говорящие по-французски и не знающие русского языка, стали нормой. Понятное дело, ты или живёшь по именному разрешению царя в Париже, или в холодное время в собственном доме-дворце в одной из столиц, а в тёплое время – в усадьбе на природе. Ты живёшь, простой же люд работает и тебя обслуживает.

В качестве исторического комментария к использованному выражению «расслоение народа», хотя мне привычнее употребляемое ныне «социальное расслоение» (чтобы не использовать умные слова вроде «дифференциация» или «стратификация»), расскажу маленькую историю одного большого дома, о котором мне доводилось писать.

В августе 1774 года отозвали из действующей армии (Россия тогда вела войну с Турцией) на подавление восстания казаков, крестьян и народов Урала и Поволжья под предводительством Емельяна Пугачёва, называвшего себя императором Петром III, не кого-нибудь, а самого генерал-поручика Александра Васильевича Суворова, одного из самых перспективных российских полководцев. А тут ещё почти одновременно с Пугачёвым объявилась другая самозванка – княжна Тараканова, выдававшая себя в Париже за дочь императрицы Елизаветы Петровны.

То есть для власти ситуация на выбор: совсем несладкая или хуже некуда. Историки по поводу неё даже говорят о возникшей тогда проблеме легитимности нахождения у власти императрицы Екатерины II.

Книга Радищева вышла из печати в мае 1790 года. Вот 1790 год и возьмём за точку отсчёта и подойдём (подъедем на бричке) к Дому Талызина[19], одной из первых классических усадеб, появившихся в Москве на Воздвиженке. Это потом уже вслед за Талызиными сюда подтянулись Шереметевы, чьи дома-дворцы встали напротив, на чётной стороне улицы.

Зданию, принадлежащему Талызину, соответствовали слова-определения: «утончённая гармония и красота», «высокий художественный замысел, идеалом которого был древний Рим». Впечатляли и размеры, и местоположение богатого огромного дома-дворца, расположенного рядом с Кремлём.

Дом Талызина, эдакий дом-сундук, в 1790-х годах прекрасно дополнял линию классических построек, которые появились на Моховой. Дом союзов, здание университета, Дом Пашкова – все эти дома сохранились до нашего времени и позволяют хоть немного представить себе Москву екатерининских вельмож. А ведь ещё были усадьба Стрешневых (она разрушена, на её месте стоит Российская государственная библиотека – бывшая Библиотека им. В. И. Ленина), роскошный дом Шереметьевых (сейчас он спрятан за кремлёвской больницей на второй линии), до недавнего времени сохранялся дом Болконских, но и он изменён и перестроен.

В те годы усадебные дома, надо признать, не отличались удобством. По большому счёту строились не дома, а дворцы. В Москве тогда это были знаменитые Пречистенский, Лефортовский, Головинский, Яузский, Петровский дворцы. Они демонстрировали роскошь и богатство. Таков и дом Талызина.

Конечно, хотелось бы знать: из каких соображений А. Ф. Талызин купил усадьбу именно у князей Багратиони? Почему эту, а не какую другую усадьбу? Но точного ответа на сей вопрос нет. Можно лишь предполагать, что выбор сделан, наверное, из по-житейски простых соображений. Талызин был, напомню, женат на дочери фельдмаршала С. Апраксина, дом которого располагался тогда на Знаменке (ныне Военная академия им. М. В. Фрунзе), а брат его жены Марии Степановны, Степан Степанович Апраксин, тоже имел дом на Знаменке (больше известен как Александровское военное училище). Так что присматривалось место поближе к родственникам.

Рассказ мой к тому, чтобы показать, как жила одна часть народа – знать. Из каких по-житейски простых соображений выстраивались дни их бытия. Низы, доведённые до отчаяния, вынуждены бунтовать. Верхи, вельможи Екатерины II, строят дворцы. В те благословенные для дворян дни проявилось нарушение мира между сословиями и возникла «традиция ущемлённости и ощущение, что если ты – со своим народом против Запада, в этом есть не только что-то невыгодное, но даже унизительное».

Позволю себе расширить частично использованную Станиславом Куняевым цитату – слова, написанные Фёдором Достоевским о Герцене: