Иван Крылов

«…в столичных лавках кое-где из-под полы продаются издания, пришедшие прямо из Парижа, – письма графа Мирабо, десятки острых карикатур. Случалось, несколько торговцев подписывались на одну газету, и единственный грамотный среди них читал вслух, остальные же только внимали; “глаза устают от чтения газет, так они интересны”, – восклицает княгиня Вяземская, а старая графиня Салтыкова, послушав, что читает её племянник, с ужасом заявляет, что в их семье “зреют семена революции”…

Но, полно, не преувеличиваем ли мы? Франция так далеко от России, исторические проблемы столь различны: ведь ещё Дидро, беседуя с Екатериной II, между прочим заметил, что рабство крестьян в той форме, как это сохранилось в её империи, во Франции отменил ещё король Людовик Толстый в начале XII века; положим, Дидро преувеличивал, жёсткие феодальные отношения сохранялись и позже, но в общем философ прав: уже два века русский сеньор может купить, продать, заложить не только свою землю, но и своих крестьян; во Франции же ничего подобного нет – устройство этой страны лишь внешне совпадает с некоторыми российскими чертами: и там, и там абсолютизм, но в России куда более тиранический; и там, и там крестьяне зависят от владельцев, но в очень разной степени. Зато в России совсем нет такой большой промышленности с вольнонаёмными рабочими, как во Франции, и почти нет третьего сословия.

Очень разные страны: в одно время они существуют как бы в разных эпохах…

И тем не менее посол Сегюр хорошо помнил:

“Хотя Бастилия не угрожала ни одному из жителей Петербурга, трудно выразить тот энтузиазм, который вызвало падение этой государственной тюрьмы и эта первая победа бурной свободы среди торговцев, купцов, мещан и некоторых молодых людей более высокого социального уровня”.

В ту же пору Семён Воронцов, русский посол в Англии, написал императрице, что Пугачёв, не читая французских книг, осуществлял ту же программу, что и французские бунтовщики… Несходство – и сходство».

На экземпляре радищевской книги «Путешествие из Петербурга в Москву» (всего было издано 650 экземпляров), который читала Екатерина II, сохранились её пометы. Читаем одну из них:

«Автор клонится к возмущению крестьян противу помещиков, войск противу начальства… Сие думать можно, что целит на французский развратный нынешний пример… Царям грозится плахою».

Чуть дальше помета, надо понимать, равно относящаяся к обоим упоминаемым лицам:

«Тут помещена хвала Мирабо, который не единой, но многих виселиц достоин».