Иван Крылов

«Герцен был… продукт нашего барства, русский дворянин и гражданин мира прежде всего, тип, явившийся только в России и который нигде, кроме России, не мог явиться. Герцен не эмигрировал, не полагал начало русской эмиграции; нет, он так уж и родился эмигрантом.

Они все, ему подобные, так прямо и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их не выезжало из России.

В полтораста лет предыдущей жизни русского барства за весьма малыми исключениями истлели последние корни, расшатались последние связи его с русской почвой и с русской правдой. Герцену как будто сама история предназначила выразить собою в самом ярком типе этот разрыв с народом огромного большинства образованного нашего сословия. В этом смысле это тип исторический».

И хотя времена и условия жизни меняются, психология, можно убедиться, по сию пору осталась прежней.

Но уже тогда инакомыслящие, то есть не стремящиеся мыслями и желаниями стать похожими на цивилизованных и просвещённых представителей истинной культуры Запада (ну конечно, там рай), вынуждены были выслушивать не только обвинения в нежелании мерить всё по эталонной европейской мерке (ведь в Европе всецело властвуют передовые идеи), но и сопутствующие требования предать забвению собственную историю и традиции своего народа (потому что сколько же можно быть лапотниками?).

Сошлюсь на анализ обстановки, какую предложил Натан Эйдельман в книге «Мгновенье славы настаёт… Год 1789-й»: