Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках

Он ловко закинул на один из кольев, веревку, затянул узел и, поплевав на ладони, тяжело пыхтя, полез наверх. С раздражением вспомнилось утреннее приключение — и дернул же леший зайти в эту проклятую блинную. Слово дал. Слово не воробей — улетит и не вернется. «Убегу. А ежели найдет? В богатырках два года служила, а из них такой спецназ готовят», — с уважением подумал он. Глаза у нее красивые, это точно. Такие темные, бесстрашные… и ласковые — Борис оседлал ограду, вытащил из-за пазухи заранее приготовленную тонкую плетеную лесенку, перекинул на обратную сторону. Снял кафтан и повесил на острый кол. Сесть ещё на него не хватало. Посмотрел в сад и ничего не увидел. Небо затянули тяжелые черные тучи, ни звездочек, ни лунного проблеска. Удачный час для набега. Прислушался. Нет, согласно данным разведки, здесь нет собак. Не любит их Руфий, говорят, у него на них аллергия. Болезнь какую заграничную выдумали. Ну и лопух. Даже не верится, что царство без малого в кармане. Борис улыбнулся, глубоко вздохнув, перелез на другую сторону и осторожно стал спускаться. Улыбка не сходила с его губ. После блинной он с пользой провел время. Потолкался на базаре, собирая информацию у беспечных и словоохотливых горожан. Все знали, что дерево растет в саду, охрана там никудышная — старые ветераны, и, если улыбнется удача, а она обязательно улыбнется — считай, что яблоки в кармане. Царь и его приближенные — лохи. Борис коснулся земли. Замер, успокаивая дыхание. На плечо легла рука, чей-то голос ласково сказал:

— Вечер добрый, голубчик.

Борис рванулся в сторону, несколько человек навалились на него. Повалили на землю. Несколько рук сжали горло.

— Не имеете права, я царевич, — захрипел Борис, пробуя отбиться от лохов-ветеранов.

— Да хоть королевич. Вяжите его, ребята.

— Я требую свидания с царем! — закричал Борис.

— Много чести ворюга, вот завтра на казнь поведут — увидишь.

— За что казнить? Миловать прошу! Ребята, отпустите.

— Завтра. — Пиная и награждая тумаками, незадачливого яблочного вора потащили вдоль частокола, к темному крылу терема…

— …По четвергам у нас судный день, — пояснил Борису словоохотливый стражник. Беднягу царевича ночь продержали в темном и сыром каземате. Утром отказали в воде и хлебе. В настоящий момент он стоял под стражей двух громил на городской площади. Недалеко, на деревянном помосте, в кресле восседал царь Руфий — живенький, щупленький, с неестественными алыми румянцами на бледном лице. Личико гладкое, чисто выбритое, с подведенными тушью глазами. Отчего они казались большими и мрачными. На голове, в густой белой шевелюре, словно в бараньей шкуре, сверкал золотой царский обруч. На нем был зеленый, военного покроя френч, украшенный золотыми эполетами и витым шнуром на груди. Крикливая манера вести судебные заседания выдавала в нем особу нервную и неуравновешенную, склонную к истерии.

«Дерганный весь, от такого добра не жди», — тоскливо подумал Борис.

По обе стороны от кресла стояли облаченные в белые мантии, со строгими и постными ликами правосудия, советники. Старший и младший. Младший, согласно своего ранга, был обрит наголо. Его лысина сверкала под солнцем не хуже царского обруча.

Подле царского помоста стоял помост поменьше, для осужденного. Обычно на него выходили со своими тяжбами истцы. Вблизи находилась, кутаясь в черные плащи, хмурая стража, которая хватала тех, чья вина была доказана или объявлена царем. Чуть в стороне — плаха, с глубоко всаженным в нее мясницким топором. Над ней возвышался, скрестив руки на обнаженной мускулистой груди, заплечных дел мастер. Его лицо скрывал красный колпак с прорезями для глаз и рта. Самый страшный человек в любом царстве. Было видно, что он не первый год занимается гиревым видом спорта, ему даже не было нужды напрягать мышцы, однажды надутые, они больше не сдувались.

Остальное пространство площади занимали любопытствующие горожане и приезжие. Кинотеатров еще не было, а казнь, хоть и страшно, — развлечение. Толпа шумела, посмеивалась, щелкала семечки и обменивалась репликами:

— Да откуда у них корова? У них коровы с роду не было.

— Так не корову, жену увели…

— Правильно сделали, что лавку похабным словом исписали, там мясом никогда не пахло.

— Что там было?

— То, что сейчас написано.

— А Фима, как напьется, по ночам рок заморский на гуслях лабает…

— …Странные у вашего царя волосы, — заметил Борис.

Стражник зевнул:

— Та, не волосы это, а парих.

— Он что, лысый?

— Ну не совсем, — стражник погрозил пальцем, — ты поменьше болтай, о деле своем думай.

— Что думать, я царевич, у меня грамотка охранная есть. Нельзя мне голову рубить.

— А где грамотка, у тебя её не нашли?

— В блинной оставил. Она рядом, во-он за тем купеческим домом. Там конь мой богатырский во дворе стоит. — Борис вытянул шею, показывая на трехъярусный особняк.

— Заливать умеешь, — усмехнулся стражник. — Все одно — голову не спасешь.

— Почему?

— Тебя в саду взяли?

— Взяли, а я морковки хотел нарвать?

— Вот сейчас ты и расскажешь, что хотел сорвать.

— Что-то ваш царь не очень молодо выглядит, ему яблоки молодильные не помогают?