У рычагов власти укреплялась «Избранная рада». После разгрома партии Захарьиных прокатилась очередная волна возвышений. В 1555 г. получили боярские чины Курбский, Катырев-Ростовский — один из вчерашних подсудимых, не сумевших сбежать в Литву. Да и изменник Семен Ростовский пробыл в ссылке лишь год. Снова вернулся ко двору, только чин боярина ему не восстановили (возможно, за то, что на следствии наболтал слишком много). А смиренный и благочестивый юноша Адашев, простаивавший ночи на молитвах и ухаживавший за больными нищими, превратился в настоящего сатрапа. Он докладывал царю проекты решений и сам редактировал их, сам снимал с должностей, давал назначения, сажал в тюрьмы. Сохранились жалованные грамоты, выданные по приказу не царя, а Адашева!
Осенью 1553 г. велись переговоры с ногайским князем Исмаилом о возведении на астраханский престол Дервиша-Али и снаряжении войска для этого. Решение было сформулировано таким образом: «И по цареву и государеву велению и по приговору околничий Алексей и диак Иван приговорили на том, что Царю и Государю великому князю послати Дербыша-царя на Асторохан да воевод своих в судех Волгою многих и с нарядом…» [348]. Не Иван Васильевич, а Адашев и Висковатый (превратившийся в его подручного) снаряжали рать! Мало того, они «приговаривали» самому царю, послать войско и посадить в Астрахани Дервиша-Али!
Самому себе Адашев разными путями присвоил обширные вотчины. А в 1555 г. составлялся «Государев родословец» с родословными самых знатных семей, и в него был включен род Адашевых — не имевший никакого права числиться среди высшей аристократии, но спорить никто не осмелился. По всякому делу люди старались заручиться расположением временщика, попасть к нему на прием было величайшей честью. А в паре с ним держался Сильвестр, «правил Русскую землю… заодин с Адашевым». Даже Боярская дума собиралась теперь нерегулярно, «Избранная рада» решала все вопросы в собственном кругу [349].
Впоследствии Иван Грозный писал Курбскому: «Тогда же и поп Сильвестр сдружился с Алексеем и начали они советоваться тайком от нас, считая нас неразумными: вместо духовных стали заниматься мирскими делами, мало-помалу стали подчинять вас, бояр, своей воле…, приучали вас прекословить нам и нас почти что равняли с вами… Мало-помалу это зло распространилось, и начали возвращать вам вотчины и села, которые были отобраны у вас по уложению деда нашего… бросал вотчины словно на ветер и… привязал к себе этим многих людей… Затем начали они со своим единомышленником осуществлять свои злые замыслы, не оставив ни одного места, где бы у них не были назначены свои сторонники… Окружили себя друзьями и делали все по своей воле, не спрашивая нас ни о чем, словно нас не существовало — все делали по своей воле и воле своих советников» [350].
А свою связь со Старицкими «Избранная рада» еще и упрочила. В 1555 г. Владимир Андреевич вдруг отправил в монастырь свою жену, Евдокию Нагую. Без всяких видимых причин. Супруга была здорова, у них уже были дети. А Владимир вторично женился на Евдокии Оболенской, двоюродной сестре Курбского. В целом же нетрудно увидеть, что советники, исподволь похитившие власть царя и распоряжавшиеся «по своей воле», старались повернуть Россию на другой путь — польско-литовский. Причем действовала закономерность: победы и успехи повышали авторитет Ивана Васильевича, укрепляли Самодержавие. Соответственно, неудачи должны были ослабить его. Если выстроить вместе то, что исходило от «Избранной рады», это наводит на размышления. Гибельный совет царю со всей армией зимовать в покоренном Казанском ханстве. Инструкция Сильвестра Горбатому-Шуйскому о насильственном крещении. Когда разгорелось восстание, настойчивые обращения к Ивану Васильевичу «со вопиянием, да покинет место Казанское и град, и воинстко християнское сведет оттуда» [351]. Добавим и утечку информации в 1555 г., когда царю не удалось захватить в ловушку и разгромить Девлет-Гирея.
А вокруг подданства Ивану Васильевичу сибирского хана Едигера разыгрались неурядицы. Он выразил готовность платить по соболиной шкурке с человека, назвав у себя 30 тыс. подданных (имелись в виду главы семейств). Из Москвы направили в Сибирь сына боярского Непейцына, но вместо 30 тыс. соболей ему дали 700. Хан заверял, что его страна разорена войной, не может выплатить больше. Но Адашев с присными, ссылаясь на своего посланца Непейцына, обвинили Едигера, что он обманывает. Арестовали его посла мурзу Баянду! Вопрос о подданстве чуть не сорвался. Вмешался сам царь, указал, что Сибирь — страна далекая, под власть России попросилась сама, ну зачем с нее что-то требовать? Сошлись на реальной цифре, и Едигер стал платить тысячу соболей.