Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

Хотя у Радзивила сил было совсем не много. Царь сменил командиров, поставил во главе рати Василия Глинского и Петра Серебряного, они наконец-то двинули полки, и литовцы даже не приняли боя. Бросили крепость и отступили, а их арьергард был разбит. Ну а Сигизмунд только после нападения на Тарваст прислал в Москву своего посла Корсака с письмом. Объявлял, что он, «исчерпав средства» к достижению мира, «должен прибегнуть к оружию». Дескать, русские могут предотвратить войну, но для этого должны вывести войска из Ливонии, еще и оплатить все убытки, которые ей нанесли. Иначе «Европа узнает, на чьей стороне правда и месть великодушная, на чьей лютость и стыд».

После отставки Адашева Иван Васильевич нередко сам составлял послания к другим монархам. Сигизмунду он ответил умно, выверенно, но и хлестко. Конечно, не для того, чтобы блеснуть красноречием или доказывать королю свою правоту. Но государь знал, что его ответ прочтут паны, он станет известен в Европе. Иван Васильевич предъявил Сигизмунду доказательства его «миролюбия» — сведения о переговорах со шведами, грамоту к Девлет Гирею (к письму приложили копию). Вывод делался: «Итак, уже знаем тебя совершенно и более знать нечего. Возлагаем надежды на Судию Небесного, Он воздаст тебе по твоей злой хитрости и неправде» [404].

Когда война с Литвой определилась, царь попытался хотя бы нейтрализовать на время Крым. В декабре 1561 г. отправил туда посольство с большими суммами денег. Выражал готовность заключить мир, заплатить «добрые поминки». Но сейчас Девлет Гирей даже на «поминки» не поддался. Он тоже оценил — Россия втягивается в большую войну на западе. Тем лучше для него! Уже весной 1562 г. он решил испробовать на прочность русскую оборону. Погромил села на Северщине, но от Мценска его отразили.

Впрочем, на западе боевые действия разворачивались очень вяло. Шляхта, по своему обыкновению, лихо отплясывала на балах, в пьяном виде бахвалилась перед дамами, но ехать сражаться не спешила. А наемники стоили дорого, их было не так уж много. Несколько вражеских отрядов вторгались на русскую территорию. Появлялись возле Невеля, Опочки, но даже эти городки не осаждали, лишь грабили по окрестностям. Царских войск вблизи границы было гораздо больше, но и воеводы избегали столкновений с неприятелем. Не воспрепятствовали вылазкам литовцев на наши земли, не перехватили их. Зато устроили ответные рейды конницы до Витебска, Орши, Шклова — без боев, разоряя села и набирая побольше добычи.

Но вдобавок среди русской знати начались измены. И при этом неожиданно выяснилось, что царь… не может наказать своих высокопоставленных подданных! Не может по тем самым законам, которые вводил он сам, желая оградить простых людей от произвола. Но ведь и бояре не зря участвовали в законотворчестве. Судить знатное лицо могла только Боярская дума. Предусматривалась и возможность заступничества, взятия на поруки. Боярские кланы были связаны между собой родством, знакомствами, и Иван Васильевич опять столкнулся, по сути, с саботажем.

Еще до войны с Сигизмундом, летом 1561 г., выявилась измена князя Василия Глинского. Невзирая на родство с государем, он на самом-то деле никогда не состоял в числе близких царских сподвижников. Возможно, копил обиды с 1547 г., когда их семью оттеснили от власти. Зато Глинский дружил с бояриным Дмитрием Немым, одним из вернейших сторонников Владимира Старицкого. Историки предполагают, что Глинский «износил» сведения из окружения царя ко двору Старицких [411]. На чем он попался, можно увидеть по тексту крестоцеловальной записи, которую князь дал о себе. Он общался с какими-то «лиходеями» (не исключено — с лазутчиками, специально засылавшимися Сигизмундом). В разговорах звучало «лихо» на «Царя и Великаго князя Ивана Васильевича всеа Русии, и о его Царице и Великой княгине Марье, и о Государя моего детях и о их землях». Говорилось и о возможности сбежать в Литву. Эту вину Глинский за собой признал [412].

Но за него сразу нашлись заступники, обратились к митрополиту. Он ходатайствовал о помиловании, и царь согласился. Глинский перед Иваном Васильевичем и Макарием принес присягу, целовал крест не повторять преступлений (этих самых, перечисленных в крестоцеловальной записи), и был прощен. Да он и сам, похоже, одумался. Понял, что общение с «лиходеями» может завести слишком далеко. А государь ответил ему полным доверием. В конце того же 1561 г. назначил командовать армией, и Глинский действовал куда лучше, чем Курбский или Курлятев, прогнал Радзивилла из захваченного Тарваста. Царь за это наградил его, пожаловал в бояре — и больше на него не возникало никаких нареканий.