Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

В сентябре 1562 г. последовало еще одно дело об измене — князей Михаила и Александра Воротынских. Вероятно, в данном случае толчок спровоцировало как раз Земельное уложение Ивана Васильевича. Оно лишало братьев выморочной трети Новосильско-Одоевского удельного княжества. При обсуждении нового закона в Боярской думе Воротынские не только выступали резко против, но и вели себя с крайней дерзостью, «князь Михайло Государю погрубил» [420]. Но это произошло еще в январе, и даже его хамство царь оставил без последствий. Похоже, что Воротынские накручивали себя обидами, а этим нетрудно было воспользоваться лазутчикам Сигизмунда, склоняя их к измене. Судя по содержанию крестоцеловальной записи, князья нацелились бежать в Литву [421]. Уличенные, они признали, что «проступили» против Государя [422].

У них конфисковали все владения. Старшего, Михаила, царь определил в тюрьму в Белоозере. Хотя условия назначил весьма мягкие. В заключении с ним находилась жена, им было разрешено взять 12 слуг, 12 «черных» мужиков и «жонок», на содержание от казны выделялась немалая сумма, 100 рублей в год, из Москвы им присылали шубы, кафтаны, посуду. Младшего, Александра, отправили с семьей в ссылку в Галич [423]. Но уже вскоре большая группа бояр выступила поручителями за Воротынских. Сперва взялись хлопотать за Александра, чья вина была меньше. Царь увеличил залог по сравнению с Бельским — до 15 тыс. рублей. Нет, взаимовыручка знати легко преодолела и этот «барьер». Опять присоедилилось больше ста человек, и сумма получилась посильной. Александр оказался на свободе.

А в октябре 1562 г. арестовали Курлятевых. Глава этой семьи занимал важнейший пост воеводы в Смоленске, охранял ключевое направление, дорогу на Москву. В описи архивов сохранилось упоминание о грамоте Курлятева, «а писал князь Дмитрей, что поехал не той дорогою; да и списочек воевод смоленских, в котором году, сколько с ними было людей» [424]. То есть он со своим двором и вооруженной свитой пытался уехать в Литву, но его задержали, и он оправдывался, что «заблудился» [425]. В принципе, Курлятев, один из лидеров «Избранной рады», многократно заслужил суровый приговор. За участие в махинациях временщиков, за неисполнение приказов царя в военное время. Не оказал помощь гарнизону Ригнена и обрек его на истребление. Сорвал (вместе с Курбским и Серебряными) спасение осажденного Тарваста…

Но и наказание стало необычным. Оно постигло не только самого изменника, но и его жену, детей. Очевидно, семья была вместе с боярином, когда его задержали на границе. Однако царь не отправил их в тюрьму или ссылку. Князя Дмитрия с сыном Иваном он велел постричь в монахи и отослать в Коневецкий монастырь на Ладожском озере, а княгиню Курлятеву с двумя дочерьми тоже постричь и отвезти в Челмской монастырь в Каргополе. Это можно объяснить только тем, что при следствии вскрылись какие-то особые обстоятельства. Да и летописец, в отличие от Бельского или Воротынских, указывает не просто «изменные дела», а «великие изменные дела» [426]. Возможно, когда князя поймали на попытке к бегству, стало ясно, что и прошлые его проступки были не случайными. Или кто-то из его приближенных дал показания, проливающие свет на его прошлые преступления.

Об одном из самых страшных Иван Васильевич через несколько лет сообщил в послании Курбскому: «А Курлятев был почему меня лучше? Его дочерям всякое узорочье покупай — благословно и здорово, а моим дочерям проклято да за упокой?» [427] Это не прямое указание, а намек — но вполне понятный Курбскому. Он может быть понятен и нам, если вспомнить: три дочери царя умерли во младенчестве (и по крайней мере одна из них была отравлена). А Сильвестр использовал это как доказательства «проклятия» над родом государя за «грехи» предков и его собственные. Ивану Васильевичу стало ясно, что Курлятев был причастен к убийству его детей. Мамками царских отпрысков служили боярыни, и нельзя исключать, что как раз Курлятева опекала умерших царевен.

А Иван Васильевич уже заранее знал, что Боярская дума откажется судить собрата или оправдает его, соберется когорта поручителей. Он нашел единственный способ покарать преступников, чтобы этому не помешали. Отметим, что Курлятевы вину за собой знали и при пострижении протестовать не осмелились. Никаких жалоб к митрополиту о незаконности не последовало. А из монашества на поруки не освободишь. Хотя со временем вскрылись еще и другие вины Курлятева. В описи Посолького приказа 1626 г. обнаружено указание на документ: «Государева грамота из Троицы из Сергиева монастыря к Москве, к диаку к Ондрею Васильеву, да другая ко князю Дмитрею Хворостинину да к диаку Ивану Дубенскому, писана о князе Дмитрее Курлятеве, как велено его вести в монастырь к Спасу на Волок» [428]. Имеется в виду Иосифо-Волоцкий монастырь, куда заключали в первую очередь еретиков. Скорее всего, обнаружилась принадлежность Курлятева к «жидовствующим» — что не удивительно, учитывая ересь его товарищей Сильвестра, Адашева, Курбского.