Но пока началось это разбирательство, заговорщики уже нанесли удар. 6 сентября 1569 г. в Александровской Слободе умерла царица. Была здоровой, ничем не болела и внезапно скончалась, как отмечали на церковном Соборе, «в муках, в терзаниях». Подобные симптомы знали и догадались — яд. Данные о химическом анализе останков Марии Темрюковны отсутствуют. Но убийство было официально подтверждено постановлением Освященного Собора в 1572 г., где указано, что она «вражиим злокозньством отравлена бысть» [573]. Мы не знаем, по какой причине не пострадал сам царь. Может быть, отвлекли дела, не сел за стол вместе с женой. Впрочем, позволительно выдвинуть еще одну гипотезу, хотя и недоказуемую. Мария всячески старалась обеспечить безопасность мужа, организовывала его охрану. По своей безграничной преданности царица могла тайком от него взять на себя еще одну миссию. Пробовать блюда, приготовленные для него. Встать на пути предназначенной ему смерти.
Вполне вероятно, что пострадал и наследник престола Иван Иванович. В это время у него резко ухудшилось здоровье, он тяжело болел и в 1570 г. послал в Кирилло-Белозерский монастырь сказочный по тем временам вклад, тысячу рублей, указав, «ино похочет постричься, Царевича князя Ивана постригли за тот вклад, а если, по грехам, Царевича не станет, то поминати» [574].
А расследование выявило исполнителя — царского повара. Он назвал заказчика. Об этом сообщили Таубе и Крузе: слуги из Александровской Слободы ездили за рыбой в Нижний Новгород, и Владимир Старицкий «подкупил одного из этих поваров, дав ему 50 рублей и снабдив ядовитым порошком, чтобы подсыпать его государю в пищу» [575]. Шлихтинг из политических соображений объявлял Старицкого невиновным, но, тем не менее, независимо от Таубе и Крузе повторил ту же версию и подтвердил ту же сумму подкупа повара — «50 серебреников» [576]. В конце сентября Иван Васильевич вызвал брата к себе.
Либеральные историки изобразили жуткие расправы, переписывая их то у Курбского, то у Таубе и Крузе. Как Владимир Андреевич доверчиво ехал со всей семьей в Александровскую Слободу, но на ямской станции в Богане налетел Иван Грозный с целым полком опричников. По Курбскому, Старицкого заставили выпить яд, а его жену и двоих маленьких сыновей расстреляли из ручниц. Карамзин выбрал сюжет Таубе и Крузе, как обычно, усугубив его собственными придумками. В его варианте всю семью, князя, жену и двоих сыновей, заставили выпить яд. Расстреляли же многочисленную женскую прислугу, зачем-то при этом раздев донага (зачем — не понятно, видимо, чтобы подогреть возбуждение читателей).
Другие исследователи обратили внимание — сын Старицкого Василий, названный Курбским в числе убитых, впоследствии оказался жив. Но вышли из положения, заменив двух сыновей двумя дочерьми, то ли отравленными, то ли расстрелянными. А Советская историческая энциклопедия, ничтоже сумняшеся, объединила обе версии, указала, что «Владимир Старицкий был казнен вместе с женой и младшими детьми (два сына и две дочери)» [577]. В широком спектре домыслов описывается и расправа над матерью князя Ефросиньей Старицкой. Ее, 6 лет жившую в монастыре, якобы тоже повезли к царю, а вместе с ней «12 стариц». Но по дороге всех их то ли удушили дымом, то ли утопили, то ли (опять же, полураздетых) расстреляли из пищалей и изрубили саблями, бросив истерзанные трупы на поживу собакам и диким зверям [578].
Что ж, давайте попытаемся отделить истину от больных фантазий. 6 сентября, в день убийства царицы, турки только еще шли от Переволоки к Астрахани, а сняли осаду 26 сентября. То есть Старицкий был вызван к царю не из своих владений, а из армии. Правда, его «поход» против турок протекал настолько своеобразно, что вместе с ним в Нижнем Новгороде могла находиться и семья. 9 октября он умер. Но несколько источников (причем враждебных Ивану Грозному) сообщают, что казнен был только Владимир Старицкий. Об этом говорят Пискаревский летописец (предположительно составлявшийся в кругу Шуйских лет через 40 после описываемых событий), «Временник» дьяка Тимофеева (принадлежавшего к новгородской оппозиции и писавшего при шведской власти в Новгороде в 1610–1617 гг.), англичанин Горсей.
Видимо, встреча произошла на упомянутой ямской станции в Богане, где царь, согласно Пискаревскому летописцу, арестовал Старицкого и «опоил зелием» [579] или, по Тимофееву, «порази напоением смертным» [580]. Но приговор был вынесен не в приступе ярости, а после допроса, очной ставки с подкупленным поваром, это признали даже Таубе и Крузе со Шлихтингом. Мать Владимира Ефросинья не была ни утоплена, ни удушена. Ее останки сохранились, и химический анализ показал: содержание мышьяка в них в 150 (!) раз выше максимально допустимого уровня [123]. Это подтверждает — она была казнена по тому же обвинению, что ее сын, и тем же способом.