Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

А богатый купчина Сильвестр превратился вдруг в ярого «нестяжателя». Подталкивал Ивана Васильевича к тому же, к чему Вассиан Косой подводил его отца. К секуляризации церковной собственности. Внушал, что это и есть способ угодить Богу, очистить Православие от грехов и соблазнов, от служения Маммоне. Царя манили, насколько это будет выгодно для государства. Как повысятся доходы казны! Сколько детей боярских можно наделить поместьями за счет церковных земель (взять хотя бы «лучшую тысячу» — для нее земли нет, а у монастырей сколько угодно)! Обрабатывая царя, Сильвестр привлек еще и подкрепление — «старца» Артемия Пустынника.

Личность это была примечательная. Сперва он подвизался в Псковско-Печерском монастыре. Специально отправился в Ливонию, чтобы узнать о протестантских учениях, и как свидетельствовали современники, «и тамо веру их восхвалил» [248]. Вернувшись в Псков, он «недобро» толковал Священное Писание [249], и его обвинили в «Люторских расколах» [250]. Но Артемий ушел из Пскова в заволжские скиты, где хоронилась ересь жидовствующих. Поселился в Порфирьевом монастыре. Соблазнил здешних монахов, у него появились ученики — Феодосий Косой, Порфирий, Савва Шах, Иоасаф Белобаев. О нем пошла слава «старца», чуть ли не пророка, «всеми людьми видим бысть, и ближними, и дальними» [251]. Сильвестр, как выяснилось, поддерживал с ним связи. В 1550 г. вызвал его из «пустыней», представил царю. Причем было уже известно, что Артемия по протекции Сильвестра прочат на почетнейший пост, игуменом Троице-Сергиева монастыря! Первого по рангу в России! Из настоятелей этого монастыря открывалась дорога даже к митрополичьему престолу. А Ивану Васильевичу «старец» принялся втолковывать то же самое — необходимо конфисковать церковные и монастырские земли.

Но не сложил оружия и Макарий. Видимо, он не представлял со всей полнотой, какого рода советники присосались к Ивану Васильевичу. Но явно не идеализировал их, как молодой государь. Догадывался о плетущихся интригах. Митрополит повел собственную борьбу за царя. В конце 1549 — начале 1550 г. он добился назначения настоятелем Благовещенского собора близкого себе священника Андрея (позже, в монашестве, Афанасия), перевел его из Переславля-Залесского [252]. Между прочим, митрополиту для этого опять пришлось воспользоваться отсутствием царя, казанским походом. Чтобы Сильвестр через Ивана Васильевича не сорвал назначение.

Но теперь Андрей получил официальный ранг царского духовника. Через него можно было как-то удерживать государя от опрометчивых шагов. Хотя фактически духовников стало два — законный и теневой. А Сильвестра в это же время, в 1550 г., глава дипломатического ведомства дьяк Висковатый обвинил в ереси [253]. Но для могущественного царского советника это обошлось без каких-либо последствий. А для решения проблем, накопившихся в Церкви, было решено созвать Освященный Собор, позже получивший название Стоглавого.

Показывая ход борьбы за государя перед Собором, доктор исторических наук И.Я. Фроянов отметил два тревожных послания к Ивану Васильевичу. Одно из них дошло до нас в так называемом Сильвестровском сборнике и до недавнего времени приписывалось самому Сильвестру. И.Я. Фроянов доказал совершенную безосновательность такой версии. Совпадения текстуальных фрагментов с материалами Стоглавого Собора свидетельствуют, что писалось оно во время, близкое к Собору, в 1550 — начале 1551 г. Но в это время Сильвестру было незачем обращаться к царю с письмом, причем строго конфиденциальным, да еще и направленным против советников государя! Он сам был ближайшим советником! Исходя из этого, И.Я. Фроянов полагал, что послание писал Макарий [254]. (По мнению автора, возможна еще одна версия — что его переслал бывший советник отца государя, Вассиан Топорков. Доводы в пользу такой версии будут приведены ниже.)

В тексте приводится картина безобразий на Руси: «Восста убо в нас ненависть и гордость, и вражда и маловерие к Богу, и лихоимство, и грабление, и насилие, и лжа, и клевета, и лукавое умышление на всякое зло, паче же всего блуд и любодеяние, и прелюбодеяние, и содомский грех, и всякая скверна и нечистота. Преступихом заповедь Божию, возненавидихом, по созданию Божию, свой образ, и строимся женскою подобою, на прелесть блудникам, главу и браду и усе бреем, ни по чему не обрящемся хрестьяне: ни по образом, ни по одеянию, ни по делем, кленемся именем Божиим во лжу…» [254] Здесь мы видим как раз «западничество», характерное для «Избранной рады», внедрение чужеземных мод, нравов, обычаев, разврата, даже содомского греха, который на Руси практически не был известен. В общем, уже и в те времена пропагада западных «свобод» оказывалась связана с мерзостью извращений.