Читаем Иванова ночь полностью

Отец смотрел иронично, даже чуть насмешливо; у матери взгляд был добрый, простой и открытый. «Да, тятенька, погуторили бы мы сейчас вволю с тобой. Любил ты поговорить «за жизнь», поразмыслить, порассуждать, пофилософствовать. Похоже, я в тебя удался. Да и маменька у нас мудрая была. Только в ту пору прекрасную мне все некогда было: куда-то постоянно рвался, суетился, не мог отделить главное от второстепенного… Теперь ничего не попишешь. Многое можно изменить в нашей жизни, кроме смерти. Хорошо, что я тогда к Леленьке заехал. Я же потом вообще к ней зачастил. Не знаю, как все сложилось бы у меня без нее… Но то, что было бы хуже – несомненно.

Она помогла избавиться от душевного разлада. Без внутреннего покоя и согласия жизнь просто не может быть полноценной и счастливой. Никакие ухищрения, никакой самообман не помогают. Прав был Грибоедов, ох, как прав Александр Сергеевич: все горе от ума.

После той встречи с Леленькой я прервал свой «бег в никуда»; остановился, оглянулся на «бесцельно прожитые годы» и увидел, что в них было все: и зависть, и корысть, и алчность, и сребролюбие, и ложь, и тщеславие, и осуждение, и гордость… Нет, я не ужаснулся – это пришло позднее. Тогда я просто начал осознавать свою греховность. И это было началом, первым шагом к выходу из тупика.

Без этого человек никогда не изменится, не избавится от страстей. Только через осознание своих грехов, можно от них избавиться и обрести любовь, смирение, кротость, другие богоугодные свойства души. Эти свойства не только Богу угодны; они приятны в личном общении между людьми, полезны в общественной, политической жизни, необходимы в творчестве, в научных, технических изысканиях. Обладая такими свойствами, человек не навредит ближнему; никогда свою деятельность не обратит во зло…»

Размышления Ивана прервались, он поднял голову и взглянул на луну. Она стояла в зените, светила ослепляюще, и почти не давала теней. Небо вокруг было белесым; яркий, будоражащий свет возбуждал все живое; весенняя жизнь бурлила. В этом свете отец, казалось, смотрел еще насмешливей, а мать с еще большей теплотой и сочувствием.

«Знать бы, дорогие мои, слышите вы меня или нет. Если слышите, наверное, удивляетесь: «Надо же, о чем наш Ванюшка начал рассуждать – о духовном. Жаль, что при жизни нам не удалось поговорить об этом. И не только потому, что тема была под запретом. Я же в ней совсем не разбирался, а это целая наука. Разве знал я тогда о таких взаимосвязях: «Только достигнув определенных душевных свойств, человек начинает осознавать, что он ничуть не лучше, не выше других, даже если обладает несметными богатствами и властью».

Власть Понтия Пилата была ограничена только кесарем. И что?.. «Яду мне, яду…» Все вокруг для него было невыносимо; каждый звук, каждое слово приносили тошнотворную, мучительную боль, а перед помутневшими глазами соблазнительно мерещилась чаша с темной жидкостью: «Яду мне, яду».

Как слаб и немощен по сути даже самый могущественный из земных. Ни пантеон придуманных богов, ни материальные блага всего мира не спасают от этих немощей. И только Иисус Христос смог избавить Понтия от гемикрании, невыносимой головной боли, и тот стал размышлять о какой-то новой, неведомой дотоле Истине… Ему даже захотелось спасти Иисуса от казни…

Ну ладно, мои родные, простите. Эк меня заносит – начал о своих грехах, приплел Пилата. Хотя в этом мире настолько все взаимосвязано, что любые рассуждения обязательно ведут к истории, нашему началу, в том числе к началу грехопадения. Леленька много тогда перечисляла грехов, которые накопились в человеке. Я слушал и понимал, что да, есть они и у меня. Но считал, что ничего страшного – большинство с ними живет: не зарубил же я топором старуху-процентщицу, как Раскольников.

Леленька, видимо, понимала, что ее слова я воспринимаю без особого внимания и привела пословицу: «Грехи любезны, доводят до бездны». Вот тогда стало не по себе. Если я с ними сжился, считал естественными, значит, они были мне любезны. И куда же они, мои любезные, тянули меня?.. Ух, как туда не захотелось. А чтобы меня окончательно «добить», Леленька добавила: «Грешному путь в начале широк, да после тесен». Надо же, так убедительно и метко выразить нашу сущность! Не про-о-о-сто, тятенька, ох, не просто было подчинить приземленный, развращенный ум и настроить его на душевный лад. Долго сопротивлялся…

Конечно, не сам ум сопротивлялся. В то время он был инструментом темных сил. Именно через него они разжигают человеческие страсти, помрачают душу и притупляют сознание. «Много на свете умного, да хорошего мало». Опять же в русской пословице сказано: «Голова приросла, а уму воля дана». Разве с этим поспоришь – под чье влияние ум попадает, тому и служит. А душа, в каком бы состоянии ни находилась, остается верной себе: всегда стремится к свету и ищет Бога.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы