Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

Вообще профессия полна точнейших деталей и многих рисков. Есть этические моменты, обойти которые реально, лишь прибегнув к определенному обману. Об этом мы тоже говорили нередко. Вот Геворк Андреевич, разглядев в сыне одного из своих американских источников определенную перспективу, воспитывал его в нужном для нашей разведки направлении. Мальчишка называл старшего друга «дядей», настолько близкими были отношения. Парень даже больше, чем это принято в США, любил деньги, и Анри «подвел» к нему, повзрослевшему, одного зарубежного журналиста, в роли которого выступал коллега-нелегал. Молодой человек вырос в государственного чиновника определенного ранга. И притом старавшегося не пропустить ни доллара, который кто-то, не дядя, мог предложить за его информационные услуги. В конце концов «племянник» стал работать с подачи дядюшки на нашу разведку. Только вербовали, а использовали его под «чужим флагом», и воспитанник даже и предположить не мог, что трудится на СССР.

Есть ли в этом этика? Паренек поверил, дядя внушил, другой опытный нелегал обработал, предложил плату за услуги — якобы стране-союзнице, и американец невольно предал. Но кто сказал, что разведывательная деятельность ведется по строгим этическим нормам? Вартанян работал ради главного — обеспечения безопасности своей страны. Не было у нелегала цели выше этой. Он добился своего. Остальное ушло в издержки. Пусть и морально-нравственные. И как измерить ценность добытой информации для твоей страны с точки зрения высокой морали? Таких весов никогда не изобретут. Разведчик увидел, проанализировал, предусмотрел, нашел талантливый ход, добился результата. Неужели раздастся здесь осуждающий голос? Для кого рисковал? Для родины. Для нас с вами.

Исключительно уважаемый всей разведкой Юрий Иванович Дроздов обычно рассказывал о своих подопечных-нелегалах без громких фраз. Но однажды и сдержанный генерал-майор слегка изменил собственной манере. В голосе его зазвучало восхищение:

— В Европе Вартаняны общались с американским адмиралом Тернером. Были близко знакомы. Тогда тот командовал силами НАТО на юге Европы. И однажды, когда мы решали сложную комбинацию, Тернер нам очень помог. Меньше чем за сутки Анри получил визу в США. Торопился, нам надо было обязательно успеть. И добраться до Соединенных Штатов помог сам адмирал, предоставивший для этого Анри свой самолет. А ведь Тернер не был каким-то разухабисто-доверчивым служакой. Потом стал директором ЦРУ. Вот где высший класс!

Вообще о деятельности Вартаняна известно и много, и очень мало. Получилось так, что лет через пятнадцать после ухода Евгения Максимовича Примакова из Ясеневского леса мы встретились на торжестве за городом. Шумное празднество, несколько затянувшиеся приветствия юбиляру. Гости чуть устали. Примаков вышел на причал размять ноги, где мы и встретились. Небывалый случай: мы прогуливались не торопясь. И, разговорившись, вспомнили недавно ушедшего Вартаняна. Ну не мог я не спросить у первого директора СВР о моем любимом герое. Евгений Максимович ответил неожиданно очень откровенно. Больше, чем о Геворке Андреевиче сказано и написано, не узнать. Его личное дело «не располагает (так говорил Примаков) к рассекречиванию». Сделано столько… Неверно показывать Вартаняна лишь эдаким интеллигентнейшим интеллектуалом, как это представлено в вышедшей в молодогвардейской серии «ЖЗЛ» книге (между прочим, моей). Он был не только аналитиком, вербовщиком, советником и душой компании. Пришлось выполнять, особенно в военные годы, да и в 1950-х, немало серьезных заданий, связанных с физическим, смертельным риском для жизни. Тут уж было: кто первый и кто кого. Да, полагал академик, Вартанян брался и за оружие. Конечно, не Николай Иванович Кузнецов, тоже разведчик-нелегал, только действовавший по линии «Т» — терроризм. Но все же, все же… С точки зрения Евгения Максимовича, некоторые страницы из биографии величайшего разведчика никогда не будут раскрыты.

— Не пытайтесь, не мучьте никого расспросами, — посоветовал Примаков, когда мы возвращались с прогулки. — Добавьте эти штрихи, и Геворк Андреевич предстанет перед читателями несколько иным. Более разноплановым.

Поэтому и хочу добавить.

Геворк Андреевич был теплым человеком. У всех в жизни случается: я заболел. И некоторые, даже казавшиеся близкими, как-то быстро вычеркнули меня из друзей. Почти за три месяца — от иных ни звонка, а если по наивности дозванивался им из больницы я, разговор был предельно краток. А Геворк Андреевич Вартанян звонил, спрашивал. Он никогда в жизни ничем не болел, если и ходил к врачу, то только к зубному. А мне советовал, что-то узнавал, передавал приветы.