Великих людей чаще всего посещают великие искушения. Так было и со Златоустом. Быть может и нельзя сделаться великим человеком, не перенеся великих искушений. Это подтверждает собор «при Дубе». Он дает нам понимать не только степень злобы людской, направляющейся против истинной святости, но и дает ясное представление о высоте духа истинно-добродетельного мужа, не смущающегося при виде всей ярости почти нечеловеческой вражды.
В этом главный интерес указанного собора. Но кроме того, история этого собора переносит нас в такое отдаленное время, как начало V века, в такой центр церковной жизни, как столица империи Константинополь. Здесь встречается для нас много явлений, обычаев, фактов, возбуждающих полное любопытство. Встречается для нас много нового, неожиданного, такого, что невольно возбуждает наше внимание. Словом, читаем такую страницу церковной истории, которая мало кому известна.
Но обращаемся к нашему рассказу. (Актов этого собора до нас не сохранилось. Но, несомненно, они существовали в свое время. Их читал патриарх Фотий и сделал из них извлечения, которые и заменяют для нас акты этого собора. Эти извлечения напечатаны у Манси: Concilia. Tom III, 1141–1148 (здесь же помещены более существенные отрывки из «жизни Златоуста», описанной Палладием, р. 1149–54). Кроме этого издания, в нашей статье мы будем пользоваться следующими сочинениями: Hetele, Gonciliengesch, В. II; Neander, der heilig. lohan. Chrys.; Thierry, St. Jean Chrysost; Tillemont, Memoires, tome XI и некоторые другие).
Чтобы мог образоваться собор, поставивший себе целью зачернить имя великого святителя и наделать ему много неприятностей, для этого, само собой понятно, должны были быть у Златоуста не только непримиримые, но сильные по своему внешнему положению враги. О них прежде всего и скажем.
Во главе лиц, неприязненно расположенных к Златоусту, стояла императрица Евдоксия, жена слабого и недеятельного императора Аркадия. Евдоксия не отличалась нравственными достоинствами. Этого одного уже было достаточно для того, чтобы императрица почувствовала нерасположение к Иоанну Златоусту, ревностному и небоязненному проповеднику христианской нравственности. Между недостатками Евдоксии видное место занимал тот, что она была чрезвычайно корыстолюбива и при том еще содействовала своим приближенным и любимцам обогащаться за счет народа, в особенности за счет состоятельных лиц, впавших в опалу. Златоуст не молчал касательно этих злоупотреблений в своих проповедях, впрочем, избегая всяких личностей. Разумеется, льстецы Евдоксии всякую подобного рода проповедь знаменитого проповедника старались истолковывать, как прямую нападку на императрицу. Это рождало глухую вражду императрицы к Златоусту. Но на этом дело не остановилось. Вскоре вражда становится явной. Евдоксия позволила себе поступок, который глубоко поразил человеколюбивую душу архипастыря. Она довела до погибели одного знаменитого мужа в Константинополе – Феогноста и лишила последнего достояния его вдову, отняв у нее последний виноградник, находившийся в окрестностях столицы. Златоуст, узнав об этом, написал императрице сильное по содержанию письмо, в котором, раскрывая мысль о суетности стяжаний, святитель прямо требует, чтобы царица возвратила по принадлежности отнятый ею виноградник, если она хочет обрести благоволение Божие в день суда. Это письмо привело в ярость Евдоксию, и она жаловалась на архипастыря своему мужу. С этих пор (это было в 401 году, спустя 4 года по восшествии Златоуста на Константинопольскую кафедру) императрица искала случая отомстить Златоусту. Всякая проповедь Златоуста обличительного характера, в особенности если она касалась суетности женщины, принималась во дворе, как более или менее ясный и неприличный намек на Евдоксию. Вражда все более и более разгоралась в сердце негодующей императрицы.