Из дневников и рабочих тетрадей

Да Бог с ними! Передо мной лежит экземпляр сборника семьдесят восьмого года. Очень дорогого Юре: ведь там «Дом на набережной».

На первой странице надпись: «Дорогой Олечке, моей жене и другу, всегда верившей в то, что сия книга – появится!» Ю. Т. 18. XI. 78.»

Честно говоря, я не очень-то верила, но говорила твердо, что повесть издадут, обязательно издадут.

На шмуцтитуле еще одна надпись: «Дорогому Юрию Валентиновичу с благодарностью за громадные усилия по пробиванию этой книги – от автора. Ю. Т. 18.XI.78.»

«Пробивали», как всегда, вместе с редактором издательства – Валентиной Кургановой.

Вспоминает Леонид Арамович Теракопян. Он был заместителем главного редактора журнала «Дружба народов» в пору публикации «Дома на набережной». В этой же должности он и ныне.

Наш разговор начался со смешной фразы: «Трифонова мы пасли давно...»

И вот как было дело.

Что-то не складывалось у Ю. В. в «Новом мире», то ли журнал изменился после Твардовского, то ли сам Ю. В. Сговорились, что новую вещь Юра отдаст «Дружбе народов». По популярности этот журнал уже был не ниже «Нового мира», и там работали друзья. Где-то в ноябре 1976 года Юра принес в редакцию повесть под названием «Софийская набережная». Название, провоцирующее на аллюзии (модное в те времена словечко). Софийская набережная – это то, что прямо напротив Кремля. Но анонс повести дали сразу, в ближайшем номере: собираемся, мол, публиковать повесть о Москве и москвичах. Уже перед тем, как засылать в цензуру, автор предложил новое название – «Дом на набережной».

Первым в редакции (еще в ноябре) повесть прочитал Леонид Арамович.

Сомнения, что произошло большое литературное событие, у него не возникло, но сомнения по поводу «прохождения» в цензуре были велики.

«Понял, что это такое. Надо печатать. Бесспорна по качеству. Но вычислялись сложности прохождения».

Прочитал главный редактор – Сергей Алексеевич Баруздин. Тоже оценил высоко. Собрались и стали держать совет. И на совете том пришли вот к какой идейке: грядет очередной съезд партии,[228] все силы брошены на «достойную встречу съезда», цензуре хлопот хватает, и вряд ли она будет с лупой рассматривать журнальный поток.

Расчет оправдал себя.

«В цензуре поежились и подписали».

А вот когда напечатали в первом номере, наблюдающие за литературным процессом испытали шок.

Четыре месяца печать хранила гробовое молчание. В мае «Литературка» выдала кисло-сладкую рецензию Н. Кладо – «Прокрустово ложе быта». Снова прикрылись спасительным ярлыком, сделали вид, что не поняли, о чем повесть. Хитроумный редактор «Литературки» хорошо услышал сказанные на съезде партии слова «...о бережном отношении к художникам...».

Самым удивительным, навсегда лишившим многих иллюзий, было поведение собратьев по перу. Я запомнила выступление Дудинцева на обсуждении повести в Доме литераторов. Он говорил о том, что ему не интересно и гадко читать о жизни микроорганизмов на лезвии гильотины, отсекающей великие головы. Красиво сказано! И главное, очень вовремя!

Другие приходили в редакцию и, округлив глаза, вопрошали: «Как вы могли напечатать такую мерзость?!»

В редакции ждали репрессий, но держались как морская пехота.

Итак, писательская братия с поддержкой не выступила.

Нет! Виктор Сергеевич Розов произнес где-то удивительные слова о том, что ощущает и в себе Глебова. Но Виктор Сергеевич фронт прошел...

«Хороший был урок идеалистам, – заключил рассказ о давних событиях Леонид Арамович, – А вообще-то Юре разрешили существовать в качестве примера «широты и многогранности» советской литературы».

Конечно, если уж прозевали, то пусть хоть в качестве «примера» сгодится.

«Дом на набережной» был задуман давно, много лет назад, и повесть уже существовала в воображении Ю. В. Работа над ней напоминала известное роденовское высказывание о лишней материи, которую необходимо убрать, чтобы освободить творение. Я помню, Юра прочел мне главу о военных днях Дома. Глава была очень хорошей, но потом, перечитывая рукопись, я ее не обнаружила. На вопрос, куда она подевалась, Юра ответил, что убрал ее. «Она торчала как гвоздь», – хорошо помню его слова. Она напоминает мне знаменитый квинтет из «Риголетто» – каждый о своем, а вместе – удивительно емкая и трагическая мелодия.

За номером «Дружбы народов» с «Домом на набережной» охотились, номер отдавали в переплет, в редакцию и к автору приходили иностранные корреспонденты, звонили издатели со всего мира.

А настроение у Ю. В. было далеко не радужным. Огромный успех совпал с мучительным душевным кризисом.

Февраль. 1976 г