Очень жаль, что наши слова не дошли тогда, когда они были написаны, и, быть может, были более нужны, чем сейчас.
А, впрочем, по-моему, – нужны всегда.
Очень нежно, с надеждой Рая
Приписано чернилами:
Дорогой Юрий Валентинович!
Рая, как всегда, умнее и предусмотрительней меня – у нее осталась копия. А я и тогда писал от руки. И сейчас уже могу повторить только, что во всем согласен с ней. Очень-очень был обрадован, читал без отрыва, не заснул, пока не прочел – до рассвета. Радость была и грустно. Была добрая «светлая печаль» воспоминаний и узнаваний.
Низкий поклон Вам и самая горячая благодарность за эту повесть.
Сердечно Ваш Лев Копелев[233]
Прага 30.9.1976
Дорогой Юрий,
Спасибо за письмо и привет из Франкфурта. В августовском номере Берзенблатт фюр ден Дойчен Буххандлунг писалось о твоих двух последних повестях и только положительно («Другая жизнь» там выходит). В одном из последних номеров югославских «Книжевных новин» пишется о «Доме на набережной» как о шедевре современной психологической прозы, так что все двери тебе открыты, только в «Советской литературе» их захлопнули...
Твой Ярослав Шанда.
Ярослав Шанда – друг и переводчик книг Ю. В. на чешский. Как следует из письма, чешский журнал «Советская литература» отказался печатать «Дом на набережной». Но повесть эта переведена практически во всем мире, включая такие далекие страны, как Япония и Китай. Я уже писала, кажется, о том, что японский издатель для того, чтобы получить права на «Дом на набережной», согласился издать «Возрождение» Л. Брежнева. И издал... в количестве то ли десяти, то ли двадцати экземпляров.
1977 год
Записи в дневнике.
То, что было объявлено в 1963-м, давно похоронено, но впереди ведь годы восьмидесятые!!!
Немцы просят написать о Москве.[234]
Это как написать о матери, о любви, о жизни или обо всем вместе... Простенькая, казалось бы, задача, а не знаю, как подступиться. Оля вдруг: «Напиши о Бульварном кольце, ведь там вся твоя жизнь прошла как на орбите». Совет дельный. Она засела за какие-то исторические книжки о Москве, серьезные исследования. Мне это не нужно. Нужно первое слово. Контрапункт. Но вообще тянет на Дон, в год восемнадцатый. Перечитываю записи, разговоры со стариками.В основу приговора полагается совесть судьи и революционное правосознание.
Постулат этот времен Гражданской войны Ю. В. выписал в свою рабочую тетрадь из газеты «Советский Дон». Март 1920 года.
Это как раз время следствия по «делу Думенко».[235]
Думенко и семь человек из его штаба переведены в ростовскую тюрьму. А защитником Думенко на пролетарском суде был И. И. Шик. В романе «Старик» он присутствует как защитник Стремоухов – «...не похожий ни на кого, пожалуй, довоенный, допотопный, в пенсне. Он толст, что тоже необыкновенно, говорит с одышкой».Ю. В. встречался в Ростове с Григорием Соломоновичем Бергштейном, старым адвокатом, знавшим И. И. Шика, и записал его рассказ.