— Чистое золото — это слова священного писания, но если вас заинтересовали застежки, то могу вам сказать, что другой металл и не достоин того, чтобы хранить церковную мудрость.
— А у вас никогда не возникало сомнений по этому поводу? — спросил Холмс.
Пастор отрицательно покачал толовой.
— А у меня они все же имеются. Мне приходилось соприкасаться с золотом. Разрешите мне в вашем присутствии испытать этот металл.
Пастор не выказал возражений, только пожал плечами. Холмс раскрыл мой саквояж и достал из него два маленьких пузырька с притертыми пробками и пипетку с очень тонким носиком. На уголок застежки он нанес маленькую капельку из одного пузырька. Она так и осталась на поверхности, не оказав на металл никакого действия. Ваткой Холмс удалил капельку и проделал все снова, нанеся на этот раз капельку из другого пузырька. Опять поверхность металла осталась чистой.
Священник улыбался:
— Ну что, Фома Неверный, убедились в своем посрамлении?
Холмс глядел смущенно (или разыгрывал смущение) и попросил разрешения попробовать еще раз. Получив согласие, он достал из саквояжа еще один пузырек пустой — и в него очень аккуратно отлил из первых двух. Затем он той же пипеткой набрал и нанес на золото капельку смеси. Картина изменилась. Заметно стало, что кислота проникает через металл, образуя в нем тоненькое, как от шила, отверстие. Холмс ваткой удалил остаток капельки, вытащил лупу и предложил посмотреть в тоненькую дырочку, и пастор и я, хорошо подсветив, увидели под слоем золота темную поверхность.
— Чудеса какие-то! — воскликнул священник.
— Пожалуй, чудес нет, святой отец. В пузырьках кислоты — азотная и соляная. Ни одна из них на золото не действует. Но их смеси, называемой у химиков царской водкой, золото уступает. Это игольчатое отверстие показало нам, что золото только наверху застежек, а основу их составляет другой металл.
— Выходит, что святую церковь беспардонно обманули?
Холмс взял еще раз пипеткой соляной кислоты и внес в образовавшееся отверстие. Никакой реакции не последовало.
— Скажите, святой отец, — сказал он священнику, — если кто уведет у бедняка из хлева его козу, это будет грехом?
— Конечно, ибо сказано: не пожелай ближнего ни вола его, ни осла его…
— А если тот, кто свел козу, оставил бедняку взамен корову, это тоже следует считать грехом?
Священник улыбнулся.
— Ну, что вы, это благодеяние. Дар бедняку — да не оскудеет рука дающего…
— Не кажется ли вам, что перед нами как раз такой случай? Если кто-то возжелал обмануть святую церковь, то он изготовил бы застежки из простого металла, облицевав их потом золотом. Но то, что кислота, спущенная в отверстие, на него не подействовала, показывает, что металл этот отнюдь не простой, а не менее благородный, нежели золото. Не похоже ли это на корову, оставленную взамен козы?
— Я ничего не понимаю, колдовство какое-то!
— Нет, святой отец, в этом колдовстве не столь трудно теперь разобраться. Застежки на Евангелии прикреплены очень мелкими шурупчиками. Я могу даже, не сходя с борта парохода, найти отвертку, с помощью которой застежки заменились.
— Зачем же это нужно было, раз вы утверждаете, что металл, которым заменено золото, не менее ценен?
— В священном писании приводится текст заповедей господних. Одна из них — «Не укради». По первому впечатлению, она к этому случаю отношения не имеет. Вам, простите, святой отец, вольно или невольно, не приходилось нарушать эту заповедь?
— Вы оскорбляете меня! Я — служитель церкви и должен не только исповедовать священное писание, но и следовать его заветам и предначертаниям!
— Я глубоко сожалею, — сказал Холмс, — что наша беседа приобрела несколько неприятную окраску. Я очень не хочу бросить тень на святую церковь, на у меня сложное положение, ибо я отыскиваю истину, к чему как раз призывает нас священное писание. Я знаю, что при вашем возвращении из Лондона в Нью-Йорк застежки вашего Евангелия будут из чистого золота, причем вы, святой отец, к ним не прикоснетесь.
Лоб пастора покрылся испариной. Холмс же, как бы не замечая его смущения, продолжал:
— Ваши застежки по приходе в Лондон будут заменены на золотые, а при отплытии из Нью-Йорка их опять заменят на такие же. Вы к этому касательства иметь не будете, но вы об этом осведомлены. Я могу немедленно все это доказать вам, но я еще раз повторяю, что мне было бы крайне прискорбно бросить тень на святую церковь. Исповедуйтесь друг другу — сказано в священном писании. Я принес вам свою исповедь, принесите и вы свою.
Пастор понурил голову, помолчал и затем сказал: