Из химических приключений Шерлока Холмса

— Есть грех на моей душе. Меня поставили в известность, что можно принести жертву святой церкви, и я не устоял. Когда я схожу на берег, то застежки меняются, и я этого не вижу. Но по уходе из Нью-Йорка золотые застежки, замененные на Евангелии, кладутся, мне в столик. Это плата за мое молчание. Но кражи, здесь никакой нет, ибо каждый раз это лишнее золото я передаю в церковную кассу, и в том постоянно исповедывался с самого начала. Предложение это было сделано при исповеди. По форме оно выглядело как лепта на алтарь святой церкви. Я даже растерялся, поняв о чем идет речь. С точки зрения светских законов это выглядело неприглядно, но сообщать об этом властям, хотя бы корабельной администрации, означало для меня нарушение тайны исповеди. Я сообщил все настоятелю, и он, поразмыслив, разрешил мне это, обязав меня не вступать ни в какие контакты, ничего не ведать и не слышать, ни в коем случае не получать какой-либо мзды. «Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых». Я ничего не касался, но каждый раз в своем столике находил застежки золота самой высокой пробы.

— Да, — сказал Холмс, — положение довольно затруднительное. Я благодарю вас за откровенность, которая избавляет меня от более решительных действий. Я прошу вас, святой отец, не проронить ни одного слова, даже жестом каким-нибудь не выразить своего беспокойства нашим разговором. Продолжайте все так же, как будто все идет по-прежнему. Я полагаю, что вся эта авантюра в ближайшее время прекратится сама собой. Я же позабочусь, чтобы не были замараны одежды святой церкви.

Священник молча поклонился.

Покинув его, мы навестили мистера Харгривса, который приветствовал нас, как старых знакомых. Его попугай тоже не оставил наше появление без внимания. Любезно заявил, что пришли мерзавцы. Холмс приветливо кивнул ему и, взяв со столика кусочек сахару, протянул его через прутья клетки. Пернатый красавец скосил на него глаз, но сахар милостиво принял, оставшись при своем убеждении: «Мерзавцы!»

— Неисправим! — вздохнул мистер Харгривс. — Вот ведь знает немало новых слов, вполне приличных, приветливых, а обязательно вворачивает свое стародавнее, крайне нереспектабельное.

После обычных, малозначащих, любезностей Холмс сказал, что хотел бы у Харгривса, как у специалиста по алюминиевому производству, кое-что узнать о свойствах этого металла и его сплавов.

— Бога ради! Я полностью к вашим услугам!

Харгривс в общедоступной форме обрисовал нам историю открытия алюминия, его уникальные по сравнению с общеизвестными металлами качества, прежде всего легкость; тернистый путь освоения производства выделения его в чистом виде. Я слушал его с большим интересом. Холмс был также очень внимателен, хотя воспринимал он все с большей легкостью, так как в своих посещениях завода «Меркурий» многое мог наблюдать воочию.

— Легкость, электропроводность и устойчивость по отношению к воздействию воды и воздуха, как я понял, главные достоинства алюминия? — спросил Холмс.

— Без сомнения, это металл, которому принадлежит большое будущее.

— А скажите, пожалуйста, мистер Харгривс, кислоты на него не оказывают разрушающего действия?

— К сожалению, такой устойчивостью металл похвалиться не может.

— А в сочетании с другими компонентами такой устойчивости добиться от него не удается?

— Нет, мистер Холмс, я неплохой специалист по алюминиевым сплавам, но такого мне наблюдать не приходилось.

— Может быть, это — производственный секрет?

— Что вы, мистер Холмс! Получить такой сплав было бы розовой мечтой инженера. Алюминий очень активный металл, и если он не разрушается во влажном воздухе, то лишь по той причине, что на кем очень быстро образуется тонкая пленка окисла, которая и предохраняет металл от дальнейшего воздействия среды.

Холмс задумчиво подошел к клетке с попугаем, который не преминул лишний раз назвать его мерзавцем, хотя только что получил кусок сахару.

— Мистер Харгривс, боюсь, что вы недооцениваете прекрасных качеств вашего металла. Не сможете ли вы взять на время от вашего сердитого питомца его чашечку?

Харгривс с удивлением посмотрел на Холмса, но, ничего не сказав, приоткрыл клетку и открутил чашечку из-под воды. Холмс, взял ее, внимательно осмотрел, а затем предложил опробовать металл. Он раскрыл мой врачебный саквояж и на донышко с обратной стороны капнул кислотой из пузырьков с азотной и с соляной кислотой.

— Вот видите, мистер Харгривс, как вы несправедливы к своему металлу. Никакого следа ни от той, ни от другой кислоты на нем не остается.

Я глядел на Харгривса и видел, что он потрясен.

— Может случиться, что мастер, подаривший вам клетку для попугая, превзошел вас в своем искусстве?

— Этого не может быть! Какой бы сплав ни был, основа его алюминиевая, и взаимодействие с соляной кислотой обязательно.

— Но ведь вы всё видите сами. Вот стальной нож. Я капну на его лезвие. Видите, как заблестела поверхность? Как серебряная!

— Это уму непостижимо! Бред какой-то! Факирство!

Холмс улыбнулся и сказал мягко:

— Не будьте так категоричны, Харгривс. Я вовсе не фокусы вам показываю и не гипнотизирую вас. Продолжим немного.