Ба пододвинула один каравай на центр стола и со всей силы надавила на центр булки. Получилась воронка, Ба резко убрала пальцы.
— Смори!
Центр хлеба медленно начал возвращаться в исходное положение.
— Вот так определяется качество хлеба. Такой хлеб может лежать месяц и ничего ему не будет. А теперь надави на французскую палку, которую ты вчера принёс.
— Ба, ну у них просто сорт хлеба другой.
— Хлеб должен быть хлебом, этот хлеб в моем детстве назывался тяжёлым, его ели в основном на завтрак и ужин. А в обед едим полегче и чёрный.
— Ба. ты никогда не пекла хлеб, чёй-то вдруг?
— Я тебе рассказывала что все мое детство прошло в семейной пекарне, труд тяжёлый, я могу испечь любой хлеб, но желание отшибло. Этот я испекла для тебя, чтобы ты знал, что такое настоящий хлеб, а эту халтуру пусть французы и едят.
Пока мы с дочерью дошли до дома, от багета мало что осталось.
— Вот я сейчас от мамы получу за то, что я тебе аппетит перебил.
— Па, а мы ей не скажем.
— Как не скажем? Ты есть не станешь, мама сразу догадается.
— Да буду я есть, Па.
Опираясь на палочку-костылек, Ба зашла ко мне в комнату. Я сидел за столом, на котором стоял магнитофон, и крутил плёнку. Из колонок играло:
Ба села на край моей кровати и слушала.
— Кто поет?
— «Воскресенье», группа такая.
— Почему группа, а не ансамбль?
— Ну, ансамбль уже не говорят, группа!
— Хм, группа.
В окно смотрела сирень, запах стоял пьянящий.
Палисадник за окном нашей микровской квартиры был весь в цвету, яблоня, пару урючин, алыча и сирень создавали ощущение японского сада. Алма-Атинская весна была в разгаре.
Я перемотал ленту и поставил Ветерок снова.
— Не устал слушать?
— Ба, слова учу, в группе играем, я на барабанах играю.
Ба засмеялась
— На пианино надо играть, а не на барабанах!
— На пианино у нас девчонка одна.
— Симпатичная?
— Ну да, очень.
— Нравится?
— Ну, не знаю, наверное.
— Наверное. Есть только два чувства: или нравится, или не нравится.
— Нравится, — улыбнулся я.
— Ну хорошо. Значит, ты барабанщик?
— Ага.
— Значит, неуч. Не стыдно?
— За что, Ба? Это тоже важный инструмент.
— Угу, важный, — улыбалась Ба. — Вот все у тебя как-то наполовину. Вместо пианино — барабан, учиться меньше, читаешь фантастику, а не что-то дельное. Мысли у тебя тоже наполовину. Будет, как в той песне про барабанщика, Аркашка пел. Будь ты слесарь, а не барабанщик и то больше пользы. А девочку барабанами не возьмёшь, не достойно.
— Ба, а что по-твоему, достойно?
— Запомни, все что ты делаешь, ты должен стремиться делать лучше всех, а еще лучше, делать что-то важное и нужное так, как никто не делает. Барабанщик тоже профессия, но играть надо так, чтобы лучше никто не сыграл. Понимаешь?
— Ба, ну на все надо время, не все сразу.
— Ты хочешь быть барабанщиком?
— Нет, но мне нравится.
— Тогда зачем тратить на это время, если оно тебе не нужно в будущем?
— Ну мне нравится, играем с друзьями.
— Вот тебе нравится девочка из вашей, как ты говоришь, группы?
— Ну.
— Так вот я тебе скажу как женщина, барабаном ты бы меня не привлек.
— А чем, Ба? — смеялся я.
— Мозгами. Подумай над этим.
Ба, опираясь на палочку, вышла из комнаты. Я сидел и думал. Подумав, я набрал телефон той девочки.
— Привет, извини, но я выхожу из группы.
— Почему? Мы только сыгрались!
— Давай в кино сходим, я по дороге тебе расскажу.
Ба называла курицу «кура». Кура была основным мясом в ее кулинарии. От просто отварной до жаркого, все было из куры.
— Ба, чё б пожрать?
— Жрут свиньи, люди кушают, иди отсюда скоро кура сварится, накормлю.
— Ба почему, курица у тебя кура?
— Почему, хм. А почему я у тебя Ба? Ты же не заика.
— А я не знаю, а почему заика?
— У нас на Комсомольской были соседи, у них был мальчик, он заикался, и он говорил кура, так ему было легче, и он выговаривал эти четыре буквы без заикания. Но я тебя расскажу другую историю. Сидел у нас на углу Комсомольской-Дзержинского один безногий и играл на гармошке, и кличка у него была «Сбацай». Пил сильно, фронтовик, но на все у него было одно слово: сбацай. Если он что-то просил, то говорил не дай, а сбацай, сбацай хлеба, сбацай 20 копеек на сигареты. На гармошке он тоже бацал. Я, идя на работу, его подкармливала и давала мелочь. Много не давала, все равно пропьет. И знаешь, он влюбился, в одну продавщицу. Он был с бородой, заросший грязный, всегда голодный. И вот в один прекрасный день он пропал, неделю нет, две нет. Мы с девочками из магазина стали беспокойтся, сгинул и все. Мы к участковому бегали, тот только руками разводил. Спрашивали у жителей, никто ничего не знал.
Ну, мы, конечно, побеспокоились и как-то позабыли. Но в один прекрасный день заходит в наш магазин видный такой мужчина, в костюме, чуть прихрамывает, подходит к мясному и говорит продавщице, громко так говорит:
— Сбацай одну куру! — мы и сели. Рты пооткрывали.
— Сбацай, это ты?