Читаем Из майсов моей Бабушки полностью

Ба пододвинула один каравай на центр стола и со всей силы надавила на центр булки. Получилась воронка, Ба резко убрала пальцы.

— Смори!

Центр хлеба медленно начал возвращаться в исходное положение.

— Вот так определяется качество хлеба. Такой хлеб может лежать месяц и ничего ему не будет. А теперь надави на французскую палку, которую ты вчера принёс.

— Ба, ну у них просто сорт хлеба другой.

— Хлеб должен быть хлебом, этот хлеб в моем детстве назывался тяжёлым, его ели в основном на завтрак и ужин. А в обед едим полегче и чёрный.


— Ба. ты никогда не пекла хлеб, чёй-то вдруг?

— Я тебе рассказывала что все мое детство прошло в семейной пекарне, труд тяжёлый, я могу испечь любой хлеб, но желание отшибло. Этот я испекла для тебя, чтобы ты знал, что такое настоящий хлеб, а эту халтуру пусть французы и едят.


Пока мы с дочерью дошли до дома, от багета мало что осталось.

— Вот я сейчас от мамы получу за то, что я тебе аппетит перебил.

— Па, а мы ей не скажем.

— Как не скажем? Ты есть не станешь, мама сразу догадается.

— Да буду я есть, Па.


Из майсов моей бабушки, или Барабанщик

Опираясь на палочку-костылек, Ба зашла ко мне в комнату. Я сидел за столом, на котором стоял магнитофон, и крутил плёнку. Из колонок играло:

Забытую песню несёт ветерокВ задумчивых травах звеняЯ помню, что есть на земле уголок.Где радость любила меня.

Ба села на край моей кровати и слушала.

— Кто поет?

— «Воскресенье», группа такая.

— Почему группа, а не ансамбль?

— Ну, ансамбль уже не говорят, группа!

— Хм, группа.

В окно смотрела сирень, запах стоял пьянящий.

Палисадник за окном нашей микровской квартиры был весь в цвету, яблоня, пару урючин, алыча и сирень создавали ощущение японского сада. Алма-Атинская весна была в разгаре.

Я перемотал ленту и поставил Ветерок снова.

— Не устал слушать?

— Ба, слова учу, в группе играем, я на барабанах играю.

Ба засмеялась

— На пианино надо играть, а не на барабанах!

— На пианино у нас девчонка одна.

— Симпатичная?

— Ну да, очень.

— Нравится?

— Ну, не знаю, наверное.

— Наверное. Есть только два чувства: или нравится, или не нравится.

— Нравится, — улыбнулся я.

— Ну хорошо. Значит, ты барабанщик?

— Ага.

— Значит, неуч. Не стыдно?

— За что, Ба? Это тоже важный инструмент.

— Угу, важный, — улыбалась Ба. — Вот все у тебя как-то наполовину. Вместо пианино — барабан, учиться меньше, читаешь фантастику, а не что-то дельное. Мысли у тебя тоже наполовину. Будет, как в той песне про барабанщика, Аркашка пел. Будь ты слесарь, а не барабанщик и то больше пользы. А девочку барабанами не возьмёшь, не достойно.

— Ба, а что по-твоему, достойно?

— Запомни, все что ты делаешь, ты должен стремиться делать лучше всех, а еще лучше, делать что-то важное и нужное так, как никто не делает. Барабанщик тоже профессия, но играть надо так, чтобы лучше никто не сыграл. Понимаешь?

— Ба, ну на все надо время, не все сразу.

— Ты хочешь быть барабанщиком?

— Нет, но мне нравится.

— Тогда зачем тратить на это время, если оно тебе не нужно в будущем?

— Ну мне нравится, играем с друзьями.

— Вот тебе нравится девочка из вашей, как ты говоришь, группы?

— Ну.

— Так вот я тебе скажу как женщина, барабаном ты бы меня не привлек.

— А чем, Ба? — смеялся я.

— Мозгами. Подумай над этим.

Ба, опираясь на палочку, вышла из комнаты. Я сидел и думал. Подумав, я набрал телефон той девочки.

— Привет, извини, но я выхожу из группы.

— Почему? Мы только сыгрались!

— Давай в кино сходим, я по дороге тебе расскажу.



Из майсов моей бабушки, или Сбацай

Ба называла курицу «кура». Кура была основным мясом в ее кулинарии. От просто отварной до жаркого, все было из куры.

— Ба, чё б пожрать?

— Жрут свиньи, люди кушают, иди отсюда скоро кура сварится, накормлю.

— Ба почему, курица у тебя кура?

— Почему, хм. А почему я у тебя Ба? Ты же не заика.

— А я не знаю, а почему заика?

— У нас на Комсомольской были соседи, у них был мальчик, он заикался, и он говорил кура, так ему было легче, и он выговаривал эти четыре буквы без заикания. Но я тебя расскажу другую историю. Сидел у нас на углу Комсомольской-Дзержинского один безногий и играл на гармошке, и кличка у него была «Сбацай». Пил сильно, фронтовик, но на все у него было одно слово: сбацай. Если он что-то просил, то говорил не дай, а сбацай, сбацай хлеба, сбацай 20 копеек на сигареты. На гармошке он тоже бацал. Я, идя на работу, его подкармливала и давала мелочь. Много не давала, все равно пропьет. И знаешь, он влюбился, в одну продавщицу. Он был с бородой, заросший грязный, всегда голодный. И вот в один прекрасный день он пропал, неделю нет, две нет. Мы с девочками из магазина стали беспокойтся, сгинул и все. Мы к участковому бегали, тот только руками разводил. Спрашивали у жителей, никто ничего не знал.

Ну, мы, конечно, побеспокоились и как-то позабыли. Но в один прекрасный день заходит в наш магазин видный такой мужчина, в костюме, чуть прихрамывает, подходит к мясному и говорит продавщице, громко так говорит:

— Сбацай одну куру! — мы и сели. Рты пооткрывали.

— Сбацай, это ты?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары