День в Bigdo, как и всюду, распределялся обедами, завтраками и чаем. По утрам король занимался делами и принимал доклады.
За столом собиралась только королевская семья, принцесса Виктория, Михаил Александрович, дежурный адъютант и я. К завтраку обыкновенно приезжала еще и фрейлина королевы, m-elle М. Фугнер, не жившая в доме, очень женственная стройная девушка, обладавшая изумительно нежным, мелодичным голосом.
Жизнь вели очень замкнутую, почти напоминавшую наше Царское Село. Крайне редко приглашался кто-нибудь посторонний. За долгое время нашего пребывания один раз или два завтракал у короля Нансен, да один раз обедали несколько человек из местного общества. По английскому обычаю, несмотря на домашнюю обстановку, обедали всегда во фраках или смокингах, а дамы надевали декольтированные платья.
К завтраку разрешалось быть в обычном одеянии; к чаю появлялись в чем-нибудь черном. Кушанья, всегда тонкие и обильные, приготовлялись прозаической королевской кухаркой, но настолько искусной, что ей были подчинены остальные два повара.
После обеда обыкновенно играли в карты, а иногда, крайне редко, ездили в театр. Я, из-за своего траура, оставался в таких случаях дома.
Король и королева делали все возможное, чтобы доставить разнообразие своим гостям. Обыкновенно мы старались проводить все время на воздухе. Король очень любил сам править лошадьми и почти ежедневно возил нас в своем экипаже по дальним окрестностям Христиании [современное название – Осло (с 1925 г.). –
Они очень живописны, эти окрестности, с их высокими довольно горами, покрытыми густым хвойным лесом, и с прихотливо извивающимися горными речками и водопадами.
Норвежские крестьянские и рыбачьи постройки также своеобразно красивы и имеют приветливый и зажиточный вид.
Мы много гуляли с королем и пешком. Эти прогулки совершались по всевозможным дорогам и тропинкам без всякой полицейской охраны, и Гаакон VII, как наш государь, любил заговаривать со встречавшимися по дороге простыми людьми.
Насколько я мог заметить, король уже со дня избрания и коронации пользовался большим расположением норвежцев.
Неожиданная встреча с ним всегда сказывалась у местных жителей самым радостным изумлением, искренним по своей простоте и неподготовленности.
В свою очередь и король держался с ними чрезвычайно просто, даже слишком просто – почти по-товарищески, как это порою мне бросалось в глаза. Случалось не раз, что во время нашей прогулки король, завидя кого-нибудь из жителей, с трудом поднимающихся на велосипеде в гору, приходил ему на помощь, подталкивая его весело и добродушно в спину до более легкой дороги.
Не всегда это были только дети или болезненные старики, а зачастую просто крепкие здоровые люди. Быть может, в подобных поступках скрывается известное преимущество королей, так как ни один из современных министров или вождей, как бы он ни жаждал популярности, все же не решился бы из-за опасения показаться «странным» последовать в подобных случаях примеру своего короля. Впрочем, их показная помощь, вероятно, вызвала бы у соплеменников и совсем другую оценку.
Когда король почему-либо не мог быть вместе с нами, он поручал своему адъютанту показывать нам исторические достопримечательности города. Их сохранилось, в общем, немного, несмотря на седую древность Христиании.
Наибольшее впечатление оставил во мне древний замок-крепость, подземелья которого еще ясно сохранили следы пребывания там многих знатных и незнатных узников.
Из-за этих мрачных напоминаний исторической жизни я обыкновенно избегал, по возможности, осматривать где-либо старинные крепости и замки. Все, что я находил в них исторически красивым и величественным, неизменно меркло перед впечатлением от их ужасных каменных мешков, свидетелей медленной смерти, пыток и казней.
И все же я видел этих исторических тюрем порядочно. Кроме цитадели в Христиании, мне приходилось осматривать во всех подробностях лондонский Tower и другие места заключения знатных англичан, видеть римские темницы, Шильонский замок, венецианские свинцовые тюрьмы, некоторые древние замки в Германии и даже клоповники в Бухаре; а казематы Трубецкого бастиона при большевиках я испытал на самом себе.
От всего разнообразия этих мест заключения мне веяло совершенно одинаковым ужасом. Только испытанные кем-то и когда-то человеческие радости и счастье еще могут откликаться в нас своими оттенками.