– Для начала я должен заявить, что ни одна живая душа в Патруле и не думала заниматься травлей Сержа Каменски. Чушь. Чушь собачья. Просто Серега никак не мог оправиться от некоей давней истории с волопасными пауками. Слыхали, небось? Ну, то-то.
Тогда он, как говорится, потерял лицо. Естественно, весь Патруль ржал над тем, как Серега делал ноги от дармовой выпивки, думая, что спасает свою обожаемую задницу. Ценой моей задницы, кстати сказать.
Если бы у этого дурака нашлась хоть капля юмора, он сумел бы выкрутиться. Не без потерь, может быть, но сумел бы. Другим и не такое сходило с рук. Поржал бы вместе со всеми, приврал насчет белой горячки. А уж поделись он с парнями своим способом обеспечиваться в полете спиртным, весь космофлот стал бы носить его на руках как величайшего из благодетелей человечества.
Но на самоиронию Серега оказался абсолютно неспособен. Слишком уж серьезно он относился к своей драгоценной особе. Он озлобился, замкнулся в себе и принялся воевать со всем Патрулем – дело бессмысленное и, как вы понимаете, совершенно безнадежное.
Свою лепту в добивание Сереги вложил и наш Индюк, я имею в виду адмирала Коваля. Конечно, его тоже можно понять. Больше всего на свете ему хотелось избавиться от Каменски, но он боялся, что в отместку тот выложит свой способ остальным. Перспектива командовать не вяжущим лыка Патрулем была, наверное, кошмаром адмиральских бессонных ночей.
И тогда Индюк придумал, как ему показалось, блестящий выход. Он стал отправлял Жлоба в полет только в паре со мной, поскольку был уверен, что я буду последним человеком, которому тот доверит свой таинственный секрет. Причем формально ведущим всегда шел Жлоб. А я был при нем чем-то вроде няньки.
В тот раз отправились мы к системе Арктура проверить кое-какие слухи. Вы знаете, как это бывает. В пограничных квадрантах слухов хватает всегда. Но тут речь шла, ни много, ни мало, о пропадающих экипажах. Да-да, я не оговорился, именно экипажах. В тех местах в пространстве стали находить этаких летучих голландцев. Все на них в порядке, все механизмы работают, грузы на месте, а вот экипажи будто в четвертое измерение провалились. Тю-тю. Нету.
Капитан Паб снова почесал свое брюхо, глянул в пустой стакан и вопросительно посмотрел на киборга. Киборг немедленно наполнил ему емкость, капитан опрокинул оную – естественно, не на стойку, а в еле заметную щель среди могучей седой поросли под мясистым носом – и задумчиво продолжал:
– Так вот. Там мы наткнулись на такое симпатичное солнышко, вокруг которого болталось аж две пригодных для жизни планеты. Представляете себе – ну, абсолютно земного типа, стервы. Жизнь на них так и кишела. В любых формах, разве что кроме разумной.
Кстати, эту системку потом по второму разу открыл один из наших ребят, тезка мой и лучший друг Ванька Азерский, который получил за это титул имперского комта с правами вице-короля, деньги, почести и… Ванька, разумеется, мужик свой, но нам с ним просто чертовски повезло. На эту планетную систему мог наткнуться вообще кто угодно после того, что умудрилась натворить эта помешавшаяся на реванше пьяная скотина. Я имею в виду Жлоба, разумеется.. Как вспомню, так нехорошо делается.
Естественно, он как надрался сразу же после взлета, так и не просыхал до самой высадки на обнаруженной нами планете. А как только вылезли мы из своих скорлупок, этот кретин сразу же начал разыгрывать из себя большого босса. Был он самодовольный, веселенький, пьяный и нагловатый.
Мы вышли без скафандров, атмосфера там совершенно земная, я вам уже говорил. Правда, я захватил с собою иммунную машину, так, на всякий случай.
С-м-три, к-кая бл-гдать, – сказал он мне заплетающимся языком. И добавил глумливо: – Р-зрешаю пр-гуляться… Скотина.
Представляете себе, этот дурак даже не взял с собою оружие. Если бы не я, его еще до встречи с кляксой непременно кто-нибудь сожрал бы. Впрочем, как известно, и мой бластер его тоже не спас.
На кляксу мы натолкнулись на берегу странной такой речки с пульсирующим течением. Не то, чтобы там были какие-нибудь особенные волны, нет, просто через определенный промежуток времени она то уменьшалась до размеров ручейка, вроде какой-нибудь Темзы, то разбухала до размеров нашего Енисея. Впрочем, справедливости ради хочу сказать, что ни Темзы, ни Енисея я в глаза не видел. Но вы понимаете, что я имею в виду… Надеюсь.
Думайте обо мне, что хотите, но вид у этой кляксы был озадаченный. Будто бы странны ей странности течения этой странной речки. Странны, и все тут. И еще. Я готов поставить свою голову против рюмки скверного пойла, которым травит нас эта лысая скотина, наш хозяин, что когда мы к кляксе приблизились, я вдруг уловил нечто… Запах?.. Нет не запах. Скорее намек на него. Или воспоминание. Знаете, как это бывает, налетело что-то родное, манящее и бесконечно дорогое сердцу, как старое выдержанное бренди. Налетело и отхлынуло, а ты даже и не успел осознать, что же это было.