Избранное

Фердинанд, сын Фердинанда,Из утрехтских ФердинандовБыл при войске БонапартаМаркитант из маркитантов.Впереди гремят тамбуры,Трубачи глядят сурово.Позади плетутся фурыМаркитанта полкового.Предок полулегендарный,Блудный отпрыск ювелираПонял, что нельзя бездарнейЖить, не познавая мира.Не караты, а кареты.Уйма герцогов и свиты.Офицеры разодеты.Рядовые крепко сшиты.Бонапарт короны даритИ печет свои победы.Фердинанд печет и жаритОфицерские обеды.

Бонапарт диктует венским,И берлинским, и саксонским.Фердинанд торгует рейнским,И туринским, и бургонским.Бонапарт идет за Неман,Что весьма неблагородно.Фердинанд девицу НейманУмыкает из-под Гродно.Русский дух, зима ли, бог лиБонапарта покарали.На обломанной оглоблеФердинанд сидит в печали.Вьюга пляшет круговую.Снег валит в пустую фуру.Ах, порой в себе я чуюФердинандову натуру!..Я не склонен к аксельбантам,Не мечтаю о геройстве.Я б хотел быть маркитантомПри огромном свежем войске.

Брейгель

(Картина)Мария была курчава.Толстые губы припухли.Она дитя качала,Помешивая угли.Потрескавшейся, смуглойРукой в ночное времяПомешивала угли.Так было в Вифлееме.Шли пастухи от стада,Между собой говорили:— Зайти, узнать бы надо,Что там в доме Марии?Вошли. В дыре для дымаОдна звезда горела.Мария была нелюдима.Сидела, ребенка грела.И старший воскликнул: — Мальчик!И благословил ее сына.

И, помолившись, младшийДал ей хлеба и сыра.И поднял третий старецРодившееся чадо.И пел, что новый агнецЯвился среди стада.Да минет его голод,Не минет его достаток.Пусть век его будет долог,А час скончания краток.И желтыми уголькамиГлядели на них бараны,Как двигали кадыкамиИ бороды задирали.И, сотворив заклинанье,Сказали: — Откроем веныБаранам, свершим закланье,Да будут благословенны!Сказала хрипло:— БарановЗовут Шошуа и Мадох.

И богу я не отдам их,А также ягнят и маток.— Как знаешь,— они отвечали,Гляди, не накликай печали!..—Шли, головами качалиИ пожимали плечами.

Позднее лето

Вы меня берегите, подмосковные срубы,Деревянные ульи медового лета.Я люблю этих сосен гудящие струныИ парного тумана душистое млеко.Чем унять теребящую горечь рябины,Этот вяжущий вкус предосеннего сока?И смородинных листьев непреоборимыйЗапах? Чувствуют — им увядать недалеко.Промелькнет паутинка, как первая проседь,Прокричит на сосне одинокая птица.И пора уже прозу презренную бросить,Заодно от поэзии освободиться.

«И вот однажды ночью…»