Он вступил в аллею и увидел, что его скамья занята. Там сидела какая-то женщина в очень экстравагантном желтом платье. Она положила руку на спинку скамьи и смотрела в сторону, так что Светозар видел только ее спину, стройную ногу и черные волосы, упавшие на плечи. При виде этих черных волос он вздрогнул. Замедлил шаг. Но тут же сказал себе, что начинает глупеть, и продолжал свой путь, решив вернуться, когда скамья освободится. Разумеется, то, что пришло ему в голову, было невозможным… Он даже несколько раз моргнул, уверенный, что темные волосы — это мираж, видение, и что оно исчезнет.
Вероятно услышав его шаги, женщина обернулась и поднялась со скамьи. Светозар остановился, кровь бросилась ему в голову. Он оглянулся, как вор, которого застали на месте преступления: как бы незаметно исчезнуть, провалиться сквозь землю… Вместо этого он шагнул вперед на одеревеневших ногах, уставившись взглядом в видение.
Это было не видение. К нему шла Евгения. Она помахивала сумочкой и смотрела на него широко раскрытыми глазами. В двух шагах от него она остановилась и всплеснула руками, словно только сейчас его узнала.
— Вот неожиданная встреча!
Он не мог говорить. Молча взял поданную ему руку. Поймал ее взгляд — как всегда испытующий и немного насмешливый. И тут же волнение пропало: он почувствовал себя оскорбленным, униженным. Как она может спокойно говорить и улыбаться здесь, в этой аллее!..
— Тебе неприятно, что ты меня встретил? — сказала Евгения.
— Нет… Правда, я не ожидал…
— Я нарушила твою одинокую прогулку? Не бойся, я сейчас уйду.
Она все еще помахивала сумочкой, держа ее в опущенной руке, и явно подсмеивалась над ним. В его глазах блеснула злая искра.
— Я не боюсь. Да и ты не такая страшная, как…
— Как я воображаю?
— Именно.
— Спасибо, ты очень любезен.
— Таким меня мать родила.
— Если бы она тебя еще и хоть немного воспитала, было бы неплохо. Впрочем, это твое дело… Хочешь, посидим?
— Почему бы нет.
Они сели — не слишком близко и не слишком далеко друг от друга. Она достала из сумочки маленькую серебряную табакерку с перламутровыми инкрустациями, закурила сигарету. Светозар посмотрел на нее с неприязнью. Ей хорошо, хотя бы есть чем заняться. Сам он не знал, что делать со своими руками.
— Ты, разумеется, не научился курить?
— И не собираюсь.
— А я думала тебя соблазнить. Образцовый мужчина, ничего не скажешь.
Она демонстративно затянулась сигаретой и выпустила струйку дыма через нос. Он чувствовал ее взгляд на себе, но сам на нее не смотрел. Сидеть было неудобно, он откинулся назад. Подумал, что сглупил, согласившись посидеть с нею. О чем им разговаривать? О погоде и о природе, о последнем снижении цен? С кем угодно такой разговор был бы возможен, только не с ней. А молчать было еще хуже…
— Как твой супруг? — спросил он. — Он тебе сказал, что мы вчера встретились?
— Да, сказал, — ответила она так, что сразу пресекла его попытку найти тему для разговора.
Наступило молчание. Он чувствовал, что не способен придумать что бы то ни было. Неожиданно она рассмеялась:
— Итак, мы опять здесь. Девять лет спустя… Чудесное название для романа, не так ли?
Он долго и старательно стряхивал пылинку с рукава своего пиджака.
— Не лучше ли оставить этот разговор?
— Какой разговор?
В ее вопросе прозвучал сердитый вызов. Он стиснул зубы и промолчал.
— Я не знала, что ты такой боязливый, — сказала она. — Неужели грешно вспомнить то, что было? Я думаю, что у нас нет причины держаться как враги?
— Нет. Но я и не друг тебе, Евгения.
Она взглянула на него с искренним удивлением. Потом опустила глаза, не в силах скрыть своего огорчения.
— Я думала, что хотя бы это осталось. Обидно… — Она не договорила, помолчала. — Прежде чем уехать в Несебр, я приходила сюда.
— Зачем?
Вопрос сорвался с его губ, и он сразу же пожалел об этом. Она словно прочла его мысли.
— Ты опять испугался. Не бойся, не надо… Я приходила просто вспомнить, что в жизни бывает и что-то хорошее…
Это было признание в том, что она не чувствует себя счастливой. Она откинула голову назад, ее нежные ноздри слегка вздрагивали.
— Случилось что-то плохое?
— Плохое? Что плохое может со мной случиться?.. Я жила вполне нормально. Делала описания древностей и выставляла их в музее. Выступала перед пловдивскими обывателями с лекциями о древнем Филлиппополисе. По вечерам читала матери, чтобы облегчить ее подагрические боли и чтобы не слушать ее вечные жалобы. Почти возненавидела ее… Она только теперь догадалась, что мой покойный отец ей изменял, и ругает его, забыв, что отвечала ему тем же… Одним словом, я бежала из Пловдива в наших общих интересах, а также в интересах одной моей сотрудницы, которая жаждала занять мое место в музее. Что плохого может быть во всем этом?
Она улыбнулась, но глаза ее были полны печали. Светозару показалось, что на них выступили слезы… Да, она всегда была такой — импульсивной и странной. Невозможно было предугадать, что она скажет, что сделает в следующую минуту. «Большое дитя», — подумал он уже без раздражения, и эта мысль приблизила его к ней.
— Я тоже приходил сюда, Евгения.
— Правда?