Избранное в двух томах. Том 2

ожиданиям, даже не забушевал, только почти шепотом сказал, что «всех уволит», и вышел из комнаты.

К счастью, дело удалось быстро поправить, без того, чтобы что-то снова

разбирать и перебирать: отвертку обнаружили и благополучно выудили

магнитом. Пока выуживали, никто из стоявших почтительным полукругом у

корабля не дышал — так, по крайней мере, утверждали заслуживающие доверия

очевидцы этой операции.

Наконец техника в полном ажуре.

И тут возникло новое дело: «пятна на солнце». Служба солнца доложила, что

из-за каких-то непредвиденных (я и не знал, что их можно предвидеть) 330

вспышек поток солнечной радиации резко возрос и, пока он не снизится до

нормы, лететь нельзя. На вопрос: «А когда же этот ваш поток кончится?» —

ученые мужи только пожимали плечами.

— Вот уж никогда не думал, что пятна на солнце так прямо повлияют на мою

жизнь! — заметил профессор Иван Тимофеевич Акулиничев. И добавил в

разъяснение: — Конечно, на жизнь — на продолжительность командировки в

здешние райские края. .

Нетрудно себе представить, что все эти наложившиеся друг на друга

задержки не могли не влиять и на настроение космонавта, которому — в отличие

от всех прочих участников пуска — предстояло в этом выдающем один сюрприз

за другим корабле лететь. Вероятно, какой-то осадок в душе Быковского

накапливался. Еще бы: человек собрался, внутренне настроился на большое, рискованное дело, а обстоятельства все держат и держат его в напряженном

предстартовом состоянии! И нет им конца, этим зловредным обстоятельствам, —

от астрофизических (знаменитые солнечные пятна) до дисциплинарных (не менее

знаменитая отвертка). .

День накануне пуска — тринадцатое июня — я провел в Тюра-Таме (на

десятой площадке) с «мальчиками». Покупался в желтой Сырдарье, о

температуре воды в которой один из купающихся сказал, что, конечно, для супа

это было бы холодновато, но для реки — горячо! Позагорал на ее песчаном

берегу, немного отдышался от нашей пыльной и жаркой второй площадки.

С Валерием долго разговаривал на всякие житейские, в основном к

предстоящему полету отношения не имеющие темы и ненароком задал

бестактный вопрос о том, как идут его занятия в академии. Дело в том, что все

космонавты Центра — и уже слетавшие в космос, и только закончившие курс

подготовки ЦНК и получившие приказом звание «космонавт» — все они стали к

тому времени слушателями Военно-воздушной инженерной академии имени

Жуковского.

Значение этого обстоятельства выходило далеко за пределы личных

биографий нескольких симпатичных в популярных молодых офицеров.

В авиации процесс повышения требований к уровню технической, да и

общей (поскольку одна с другой тес-

331

но связана) культуры летчика развивался постепенно. Когда-то, в начале века, на

заре становления летной профессии, пилот был скорее спортсменом, нежели

человеком технической специальности. И, наверное, не случайно среди первых

летчиков разных стран было немало известных спортсменов, которые — одни с

большим, другие с меньшим успехом — дружно устремились в воздух.

Достаточно вспомнить хотя бы велогонщика Уточкина или борца Заикина.

Смелость, физическая ловкость, умение в нужный момент «выложиться» — все

это у спортсменов было.. Но очень скоро этого оказалось недостаточно.

Потребовался вкус к технике, умение разбираться в ней, наконец, интуиция, более глубокая, чем чисто спортивная. Потребовался интеллект! И на сцену

выходят такие летчики, как Ефимов, Нестеров, Арцеулов и им подобные. .

Проходят еще годы и десятилетия, неузнаваемо усложняется авиационная

техника, самолет начинает уметь многое такое, о чем всего несколькими годами

раньше даже мечтать фантазии не хватало (взять для примера хотя бы заход на

посадку но приборам в облаках или темной ночью, без видимости горизонта и

земли), и вот уже требуется летчикам — сначала на испытательных аэродромах, а

затем и в строевых частях — высшее авиационно-техническое образование.

Самолетный штурвал берет в свои руки инженер.

Интересная с точки зрения общественной психологии подробность: сама

потребность летчика в инженерной квалификации и инженерной культуре

возникала с некоторым (и порой немалым) опережением по сравнению с

осознанием этой потребности. То, чего, казалось бы, с полной определенностью

требовала сама жизнь, сплошь и рядом вынуждено было с кулаками пробиваться

сквозь глубоко эшелонированную полосу сознательно и бессознательно

воздвигнутых препятствий. Впрочем, вряд ли и этот феномен относится только к

проблеме оптимизации профессионального облика летчика.

Так или иначе, сегодня вопрос решен — персона летчика-инженера