Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева

Нет, нет, не совсем. Что-то есть тут не спевшееся, не слаженное, не слившееся. Душа еще в чем-то отдельна от духа, она еще не совсем то, та. И вот она обращается к нему – беззвучному, прозрачному, незримому:

Что-то нужно выравнять:Либо ты на пядьСнизься, на мыслителейВсех – державу всю!..

То есть, иными словами: дай увидеть тебя, понять: сжалься над этим немощным разумом, не будь таким недоступным ему, таким неведомым. Снизойди до моей немощи – будь вровень с мыслью – будь представимым.

Но на самом ли деле она этого хочет? Один мистик сказал: «нам не нужен Бог, которого ум наш может познать». И действительно – все познаваемое теряет свою безмерность и таинственность. Пойманная синяя птица – линяет. Поэт хочет погрузиться в таинственную глубину, бездну Духа и слиться с ней. Тайну нельзя вытащить на дневной свет. Она больше дневного света.

Поэт хочет единства с этим Большим. Единства с Духом. Только от этого единства рождается новое живое творение. Никаких объяснений – снижений духа до рассудка. Не параллельное сосуществование двух начал, а таинство слияния. Но для этого надо затихнуть совершенно. Замереть. Перестать существовать отдельно от него, от Того. И вот:

Либо – и услышана:Больше не звучу.

Тишина сгущается до полноты, до полной срифмованности души с Духом, позвавшим ее. Появляется впервые Тот, истинный ритм. Он пробился сквозь дверь мира, сквозь стенки малого «я»:

Полная срифмованность.Ритм, впервые мой!Как Колумб, здороваюсьС новою землей –Воздухом.

Это первый взлет. Первое Чудо. Первое проявление духовного закона, с которым сталкивается тело. Это вторжение Духа в физический мир и есть творческий акт.

Сама жизнь, если додумать, доглядеть ее до конца, есть первое чудо. Она идет против течения физических законов, против их инерции. Она их пересекает

… Жизнь есть отрицательная энтропия (так определял ее Шредингер[64]). И если бы не повеление Духа, поворачивающее смерть к новому рождению, мир давно бы распался, погас.

Чудо присутствует рядом с нами, в нас, так же как тот беззвучный гость за дверью. Но человек не замечает его, ибо во внешнем мире ни-че-го не видно. Нам не виден тот (то), что нас держит; тот (то), чем мы дышим. Но когда мы затихаем, «в глубокий час души», в час мировых тишизн, – мы слышим. Как бы размыкается стена нашей плоти – плотности, земной тверди, – и мы ощущаем иную твердь – духовную, как тугой поток внутреннего движения, как силу глубинного вихря.

С сильною отдачеюгрунт как будто грудьЖенщины под стоптаннымВое-сапогом.(Матери под стопкамиДетскими.) В тугом

Шаг. Противу-мнения:Не удобохожПуть. СопротивлениемСферы, как сквозь рожь.

Так душа погружается в реальность духовного мира, в твердость, через которую надо продираться, пробиваться – «Гераклом бьюсь»…

– ЗемлеизлучениеПервый воздух – густ.

Густота духовного пространства – первое открытие отрешенной от внешнего мира, «внутрь зрящей», творящей души. Что это такое? Субъективность? Объективность? Душа в ином пространстве или иное пространство в душе? – Все эти вопросы праздны и в сущности не духовны. Сухие абстракции, рассуждения философов.

Сню тебя иль снюсь тебе, –Сушь, вопрос седин

Лекторских.

Важно другое: совсем ли мы одно? Абсолютно ли слияние? Нет ли зазора между душою и тем неведомым, но сущим, который наполняет ее, переливается в нее, волю которого она должна сейчас творить?

Дай вчувствуюсь:Мы, а вздох один!И не парный, спаренныйТот, удушье двух.

То есть не любовное слияние двух тел, которые душат, поглощают друг друга, – нет, нет – не то, не о том… Тот, то – Ты – ее неведомое мистическое Ты – совершенно отрешено от земли. Оно надо всем. А она еще оглядывается, еще вздыхает. О, этот вздох узника в одиночной камере, подобный вздоху ветра, от которого взбухает Днепр… Этот вздох псалмопевца Давида («еврея с цитрою»)… Этот вздох – в ней! Вздох мучеников всей земли. Этот вздох разделяет ее с Тем, поднявшимся над. И она вместе со всеми вздыхающими, со всеми страждущими в мире молит Его приблизиться, снизойти, ответить. Молит и – страшится, что он услышит ее мольбу и выйдет из своей великой, миры созидающей отрешенности. В глубине души она хочет не Его прихода в мир мук, в мир вздохов, а своего взлета надо всем этим. И вот свершилось:

– И отпущена:Больше не дышу.

«Не звучу», «не дышу». – Нет меня. Да ведь это – Смерть.