Избранные произведения в одном томе

— Оставить, Мария, думать даже не смей! Не суйтесь с Игорем на болото. Приказ это! Всё поняли, товарищ Угарова? — совершенно иным, холодным и деловым тоном сказал декан. — Мои распоряжения — они вам с товарищем Матюшиным ясны?

— Да, — еле слышно ответила Машка, пока Игорь пытался прижаться к трубке у её уха и уловить хотя бы обрывок разговора.

— Ну, всё поняла? — Они вышли на улицу. Маша шла, едва передвигая ноги, в одно мгновение налившиеся невыносимой тяжестью, в висках стучали молоточками перепутанные обрывки мыслей: «Не было у Арнольдыча другого выхода! Прав он был во всем!»

— Э, Рыжая, ты чего?

— Помолчи, Игорёна.

— Ну, как скажешь. — Он пожал плечами.

— Иди, — Машка с неопределённым выражением махнула рукой, — отдыхай. Чует моё сердце…

— Что?

— Ничего. Отдыхай, товарищ Матюшин. Пока можно.

— Игорь, вставай! Игорь!

Он никак не мог понять, где находится. Потому что Машке в его общежитской комнате взяться было неоткуда, тем более ночью.

Но за плечо его трясла именно Рыжая и никто другой:

— Одевайся, Игоряш, там военные. И преподаватели из института. И…

— Откуда? Как? Почему? Так быстро? И Потёмкин тоже? Арнольдыч с ними? — Игорь сел на узкой койке.

— Нет, — зло отозвалась Машка. — Кощей! Собственной персоной!

— Может, что-то случилось? — засомневался Игорь, — Может, у него из-за нас теперь неприятности? Почему нас не позвали? И откуда ты всё знаешь?

Машка всхлипнула и отвернулась.

— Я полночи не спала, не могла просто. А потом вдруг как по голове стукнули — упала на подушку, и вижу — лес, болото, Карманку, наш городок… И вокзал, а на вокзале — огни, огни, огни, оцеплено всё, разгружается целый эшелон…

— Какой эшелон, что ты плетёшь?! Поезду от Москвы до Карманова полных семь часов тащиться! А ещё собрать всех надо, бумаги подписать, эшелон сформировать, вагоны получить, паровоз, чтобы «окно» предоставили…

— Тихо ты! — Машка швырнула Игорю на колени комок одежды, отвернулась к стене. — Одевайся. И слушай дальше. Я вскочила, штаны натянула — и на станцию. А там…

— Что, и впрямь эшелон? — Игорь прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину.

— Эшелон, — кивнула Рыжая. — И всё оцеплено, прямо как во сне.

— Экстрасенсорная прецепция, вариант…

— Сама знаю! Так вот, всюду часовые, охрана всюду, из теплушек солдаты высаживаются, из литерного вагона — маги. Меня не заметили. А я их узнала. И разговоры услыхала… Смотрю, профессор Преображенский, он у меня лабы вёл. Я к нему, мол, где Виктор Арнольдович? А он мне: ну что вы, Мария Игнатьевна, товарищ Потёмкин очень занят, к тому же серьёзно старая рана обострилась, ему сперва в ЦК на заседание, а потом в больницу; нас Иннокентий Януарьевич вызвал — консервировать «прорыв негативных энергий». А если не поддаётся консервации — ликвидировать. Ликвидировать прорыв, понимаешь?!

Игорь понимал.

— Не приехал Виктор Арнольдович. Не приехал Отец. — Маша вдруг всхлипнула. — Скорее, Гошенька, скорее; побежали!

— Куда?

Над Кармановом застыла глухая ночь — совсем как в тот раз, когда они только отправлялись на поиски. Отправлялись, даже не подозревая о «серафимах». А вокзал вспыхивал огнями, там перекликались паровозы, доносился нестройный гул.

— Быстро развернулись, — запыхалась Машка. — Бежим, Игорёха, они лес прочёсывать станут!

— И чего было Арнольдычу таиться? — всё равно пытался не верить Игорь. — Если всё равно кончилось так, как кончилось, истребительным полком с ротой боевых магов? Не дадут «серафимы» себя законсервировать, как пить дать. Так что останется с носом товарищ Верховенский, если хотел здесь накопать что-то на Отца или на кого-то ещё.

— Только кто сообщил ему? Скворцов? — перебила Маша. — А может — сам Арнольдыч? Он при разговоре меня словно магией какой-то глушил. И сказал — к болоту не подходить, затаиться…

— Если он признаваться не хотел, скрывал, что «серафимы» живы, — то что ж сейчас-то так запросто всё выложил?

— Да мало ли! — отмахнулась Рыжая. — Соврал. Про Симу и девочек ничего не сказал, наплёл, как Скворцову: дескать, какая-то фашистская некромантия пробудилась, бомба неразорвавшаяся сдетонировала и из болота чёрт знает что полезло. Мёртвые маги — лучшее тому подтверждение… Пепел в банке. А может, всё ещё проще: «серафимов» он боится куда больше, чем начальства. Любого.

— Так увидят все — Кощей, эти гвардионцы его бывшие из свиты, наши из института, тот же Преображенский — «чёрных ангелов», поймут, что их обманули…

— Думаю, ничего они не увидят, — горько шепнула Маша. — Попробуют консервацию, сунутся. Шарахнут по ним девчата, прикинувшись нечистью, чтоб напугать, — и напугают. Тогда военные оцепят лес и зачистят с безопасной дистанции. Прошло то время, когда с монстрами грудь на грудь сходились. Потёмкину все в институте верят, слово его — закон… Помнишь «Карпатскую аномалию» в пятидесятом? Её бы исследовать, неспешно и осторожно, а точно так же, бамс, истребительный полк ОсНаза, и пожалуйте бриться. «Потерь убитыми и ранеными не имеем». А что там такое было, как образовалось — так и не выяснили. Так и тут, боюсь, случится, если мы с тобой не поторопимся.